Книга Сибирская одиссея - Александр Свешников

Андрей спал, прижавшись к своему другу, спокойно, тихо и безмятежно, как не спал уже очень-очень давно, возможно, с самого детства.

Глава восьмая. На склоне

День выдался жарким и безоблачным. С утра поедом ел гнус, но когда начало припекать, назойливые насекомые попрятались в мох и траву, и друзья имели возможность, не пользуясь надоевшими за время похода мазями, бродить по освещённой солнцем тайге, не боясь быть до крови искусанными.

Виктор видел, что Андрей никак не может оправиться от постигшей его неприятности, с трудом сдерживается, чтобы не впасть в депрессию, вызванную потерей своего главного оружия — видеокамеры. Позавчера они полдня потратили на то, чтобы попытаться зацепить хотя бы её части на дне водяного котла под мощным сливом неугомонной реки, но все старания оказались тщетными: ни кусочка, ни винтика, ни защитного кожуха от микрофона, ничего не удалось обнаружить! Горная река поглотила всё без остатка, будто приняла положенное ей жертвоприношение от путешественников, посмевших без разрешения проникнуть в этот дикий край. И Виктор старался отвлечь своего друга от грустных мыслей, найти для него какой-то интерес в том, что они пойдут снимать завораживающие своей первозданностью пейзажи на фотоаппарат. Конечно, он понимал, что Андрей — до глубины души человек киношный, он и мир этот привык воспринимать через глазок своей камеры, и вряд ли фотоаппарат сможет заменить ему эту потерю. Но они так долго сюда добирались, столько сил потратили на преодоление сплава, а потом пешей части, что уйти из этих мест, не сделав хотя бы сотни фотографий, было страшно обидно!

Вчера Виктор уговорил Андрея сходить на приток Сыни — бурную и живописную речку Хангуру, чьё устье находилось рядом с большим водопадом. Он видел, что Андрюшка скорее из вежливости согласился составить ему компанию, но всё же к концу дня лицо его порозовело, в глазах появился знакомый блеск, и Виктор был очень рад, что уговорил своего друга на эту вылазку.

Вечером, сидя у костра, Андрей прочитал своё стихотворение, посвящённое утонувшей камере. Оно было красивым, печальным, но в нём не было безысходности, а прозвучала вдруг какая-то надежда и даже лёгкая ирония над случившимся.

«Всё будет нормально! — подумал тогда Виктор. — Андрей придёт в себя, он крепкий, он переживёт эту тяжёлую потерю».

Сегодня они запланировали подняться на горку, что возвышалась над устьем Хангуры в двух километрах от их стоянки. Сверху они мечтали увидеть долину Сыни и, если повезёт, жерло потухшего вулкана Сыня. Этот вулкан находился совсем рядом и был первым из трёх, являющихся целью путешествия, планы которого пришлось изменить ввиду неожиданной потери камеры и поджимающих сроков.

Утро было многообещающим: светило яркое летнее солнце, небо налилось небывалой для этого времени года синевой, настроение у обоих постепенно приходило в соответствие с погодой, к тому же сегодняшнее восхождение было последним перед началом возвращения домой. Внутри, конечно, оставалось чувство неудовлетворённости и грусти оттого, что так долго подготавливаемая экспедиция не достигла намеченных целей, но в то же время они так устали от трудностей и мытарств, выпавших на их долю в связи с низким уровнем воды в реках и огромным количеством вещей, что возвращение домой радовало и грело их души, вселяло надежду и заглушало печаль предвкушением скорой встречи с родными и близкими, по которым они, конечно же, успели сильно соскучиться.

Со стоянки сложно было определить, насколько пологий и удобный подъём на эту самую горку, поэтому путники приготовили с собой метров тридцать верёвки, несколько карабинов и нижнюю обвязку на случай, если придётся преодолевать скальную стенку на пути к вершине. Все альпинистские принадлежности уложил в свою сумку Виктор, Андрей же взял фотоаппарат и пару плиток халвы на предмет обеденного перекуса где-нибудь на склоне горы. Пока они укладывали вещи, у палатки на кедровом стланике тревожно запищал бурундук. Он совершенно не боялся людей и смотрел на них своими чёрными глазками-бусинками, будто требуя к себе внимания и пытаясь что-то рассказать. Андрей сделал несколько снимков забавного полосатого гостя, после чего Виктор закрыл палатку, и друзья тронулись в путь.

Сыни перебраживали в привычном месте — в пятидесяти метрах от стоянки. Река была мелкой, хотя и довольно бурной, и путники шли не торопясь, опираясь на лыжные палки. Достигнув другого берега, они надели сухие портянки, проверили, не забыли ли чего, и зашагали по извилистой тропе вдоль русла реки.

Справа в просветах редких лиственниц просматривалась небольшая марь, они вчера ходили по ней к Хангуре, но сегодня их путь лежал в другую сторону — вверх по реке к подножию горки, которую Андрей окрестил «Демоном Сынийского водопада». Дело в том, что у самой её вершины, на отвесной скале, будто выбитое скульптором, отчётливо проступало изображение человеческого лица с «кутузовской» повязкой на слепом глазу. Друзья не сразу заметили этого «демона», но когда Андрюшкина камера улетела в водяной котёл, неожиданно они, посмотрев наверх, увидели эту странную, даже пугающую своей формой, скалу. Виктор скептически отнёсся к рассуждениям Андрея по поводу того, что именно этот «демон» и принял жертвоприношение. Он вообще не любил разговоров о мистике и прочем доморощенном бреде. Андрей не то чтобы всерьёз говорил о «демоне», скорее иронизировал по поводу своей неудачи, но Виктору неприятны были даже эти его слова. Он был истинным христианином, и любые языческие «пережитки» с их многочисленными духами, шаманами и демонами вызывали в нём раздражение и снисходительную усмешку. Андрей же на самом деле не верил ни в «демонов», ни в Бога, ни во что, кроме человеческого разума, в котором, по его мнению, и жили все религии, предубеждения и мистика. Но он не прочь был иногда в шутку «постращать» самого себя, а заодно и товарища, получая от этого какое-то одному ему понятное удовольствие.

Вот и сейчас он пригрозил указательным пальцем изображению на скале, с серьёзным видом произнеся:

— Смотри у меня! Сегодня — без фокусов, с тебя и так довольно!

Тропа начала делиться на множество маленьких еле заметных тропок, впереди идущий Андрей наугад выбирал ту из них, которая своим направлением больше соответствовала выбранному маршруту, но всё же друзья в итоге залезли в заросли кедрового стланика и теперь с трудом из них выбирались.

— На обратном пути надо идти ближе к реке! — предложил Виктор.

Выйдя из стланика, он достал свой фотоаппарат и принялся снимать разноцветные камушки в русле почти пересохшего ручейка. Андрей, понимая, что у него есть как минимум минут двадцать свободного времени, тоже вытащил фотокамеру, но камушки его заинтересовали мало, и он в качестве съёмочного объекта выбрал стволы шерстистой берёзы. Эта разновидность всем известных деревьев отличалась от своих собратьев тем, что береста её, будто кем-то специально подрезанная, свисала живописными закрученными свитками. Берёза напоминала раздевающуюся девушку, забывшую про стыд и скромность. Что-то вульгарное, но в то же время завораживающее было в шерстистой берёзе, как и во всяком соблазне и грехе. И Андрюшка сделал несколько кадров этих лишённых скромности берёзовых стволов, а также успел выкурить пару сигарет, пока ожидал Виктора, фотографирующего цветные камушки.