Книга Птица войны - Эдуард Кондратов

Он не слышит, что-то бормочет. Глаза его закрыты. «Это хорошо… — радуется Парирау. — Спать надо, спать».

— Эхэ-хэ!.. Живы? — раздается сверху.

Парирау распрямляет спину, слабо улыбается. Это голос Хенаре. Он жив, он пришел проведать друга. Если бы не Хенаре, Тауранги и сейчас лежал бы на дне крепостного рва, истекая кровью. Сегодня в полдень артиллерия врага расширила брешь в центральном бастионе палисада и воины Хеухеу чуть было не ворвались на боевой настил. В рукопашной схватке нгати взяли верх, ваикато были сброшены с насыпи и отступили за первый частокол. Но Тауранги чуть не погиб. Чья-то палица задела височную кость, и сын Те Нгаро, рухнув в беспамятстве, стал сползать с земляного вала в ров. В этот момент его и подхватил Хенаре. С риском для жизни-отступавшие открыли по насыпи бешеный огонь — он вынес на себе друга из опасной зоны и передал женщинам, которые заряжали патроны у подножия боевого настила. И вот он здесь, в убежище для детей и раненых, на руках у своей бывшей невесты.

Спрыгнув в яму, Генри остановился у входа под навес. Сощурился в сумрак убежища:

— Тауранги, ты где?

Парирау подала голос. Осторожно переступая через ноги сидящих, Генри пробрался к ней, опустился на колени в изголовье Тауранги. Спросил шепотом, заглянув в лицо:

— Тебе не лучше, друг?

Тауранги вздрогнул, что-то пробормотал и затих.

— Не спрашивай, Хенаре. Он не услышит тебя, — вполголоса ответила девушка. — Он живет сейчас далеко-далеко…

Генри озабоченно покрутил головой.

— Плохо…

Парирау коснулась щекой пропахшего гарью плаща Генри, тихонько спросила:

— Что там?..

Генри поморщился и промолчал. Сейчас он выглядел намного старше своих лет: от носа к губам легли морщинки, вместо белокурых кудрей болтались тусклые сосульки.

Парирау нащупала его руку, спрятала на груди под накидкой.

— Хенаре, любимый… Как я боюсь за тебя… Ночью мне снилась бледная радуга… Это худая примета. Значит, умрет много людей.

Генри упорно молчал. Лицо его выражало только усталое безразличие.

— Хенаре, я хочу, чтобы ты жил. Придумай что-нибудь, Хенаре!.. Спаси себя!..

Генри высвободил руку. Поднялся с колен.

— Я ухожу, Парирау… Жди меня здесь…

Сутулясь, он стал пробираться к выходу.

Генри Гривс вернулся к палисаду вовремя: после трехчасовой передышки англичане готовились к очередному штурму. Прекратив обстрел полусгоревшей деревни, они снова перенесли огонь двух осадных орудий на палисады. Впрочем, от переднего палисада к этому времени мало что осталось: частокол был вдребезги разбит, только на флангах еще сохранились мало-мальски цельные ряды склоненных над рвом кольев. На старое решето походил и основной палисад, проломы в нем достигали в ширину нескольких шагов. Третье орудие продолжало методично осыпать защитников крепости шрапнелью — видимо, снарядов на скалистый уступ затащили в избытке. Придуманные Те Нгаро норы служили нгати неплохо, но потери неуклонно росли. Убитых и тяжело раненных насчитывали уже десятками, легкие ранения имел чуть ли не каждый третий воин. Шрапнельным осколком был задет и сам Те Нгаро — левая рука вождя висела на перевязи.

Как и предполагал Генри, траншеи, которые солдаты Маклеода постепенно подвели вплотную к переднему частоколу, предрешили исход осады. Сейчас орудия расстреливали крепость в упор, и штурмовые отряды англичан и ваикато могли идти на приступ в любую минуту. Хуже того, стоило траншеям приблизиться к па на расстояние броска, как через палисад полетели гранаты. Майор, учтя опыт первого штурма, приказал укоротить фитили, и теперь осажденные лишь изредка успевали возвращать гранаты назад. Как правило, они взрывались еще в воздухе, а две разорвались в руках у нгати.

В том, что крепость доживает последние часы, не сомневался никто. Отчаянное сопротивление нгати было агонией. Воины Те Нгаро валились с ног от усталости, теряли сознание от жажды. Боеприпасов практически не было, и женщины выковыривали порох из неразорвавшихся снарядов. Ружья то и дело давали осечки: отказывали самодельные пистоны. Трудно было предположить, что защитники способны выдержать хотя бы один штурмовой натиск. Три часа назад майор Маклеод, подняв отряды ваикато и часть своих солдат на приступ, нисколько не сомневался в немедленном успехе. И опять произошло невероятное: в отчаянной рукопашной схватке нгати сбросили штурмующих с земляного вала. Атака захлебнулась — в который раз! Майор пришел в бешенство: эти неистовые дикари опрокидывали все представления о возможном и невозможном.

На этот раз костяк штурмовых отрядов составили англичане. Надежды на орды Хеухеу не оправдались — у ваикато, судя по всему, был мистический страх перед Те Нгаро. Пусть они ворвутся в па чуть позже солдат ее величества, пусть устроят резню — на это они способны. Но грудью пойти на укрепления могут, видно, только сыны Альбиона.

Маклеод вынул часы. Пора!

Сигнал трубы полоснул воздух.

Штурм! Уж он-то наверняка будет последним!

…Когда Генри заметил почти рядом с собой английские мундиры, он не сразу сообразил, что атакующие уже ворвались в крепость и что рукопашный бой идет на боевом настиле, в двух шагах от него. Его внимание в эти минуты было сосредоточено на том, что происходило у подножия земляного вала, откуда поднимались дымки выстрелов, летели через палисад гранаты и доносились хриплые команды. В бездумной горячке боя Генри перебрасывал за палисад тяжеленные камни, сталкивал штурмовые лестницы, концы которых неожиданно высовывались рядом с ним. Враг надвигался снизу, и жизненно важной целью было не дать ему подняться наверх. И вдруг над ухом слышится истошная английская брань, а под ноги катится клубок сцепившихся тел пакеха и нгати. Машинально Генри подхватил с дощатого пола булыжник, сделал шаг к палисаду, и тут смысл происходящего открылся ему. Отпрянув, он прижался спиной к частоколу и выронил камень. Глаза его метнулись налево, потом направо: рукопашная схватка завязывалась уже возле нескольких проемов. Оттуда один за другим выныривали солдаты со штыками наперевес.

«А-ахх!» — раздалось над самой головой, и в ярде от Генри на настил спрыгнула грузная фигура в темно-красном мундире. Англичанин приземлился неудачно: потеряв равновесие, грохнулся на колени и выронил оружие. Не сознавая, что делает, Генри кинулся к упавшему, схватил ружье за ствол и с силой потянул на себя. Все же толстощекий солдат успел вцепиться обеими руками в приклад. Рывок Генри опрокинул его на живот, но не заставил выпустить оружие. Круглыми от страха глазами он таращился снизу вверх на белокожего дикаря, который проволок его распластанное тело по настилу, а потом неожиданно отпустил дуло и стал лихорадочно шарить взглядом вокруг себя. Вмиг поднявшись на четвереньки, солдат подтянул к себе ружье и хотел вскочить, но перед глазами ослепительно полыхнуло, темя пронзила острейшая боль, и колониальная армия ее величества уменьшилась еще на одну боевую единицу…