Книга Сломанный клинок - Айрис Дюбуа

— Убери их отсюда, всех гони вон! Я не желаю, не могу больше слышать этот попугайский язык!

Перепуганная Жаклин поспешила выскользнуть из комнаты, а он стоял оцепенев, со страхом вглядываясь в искаженное бешенством лицо жены.

— Я еще у себя дома и больше не позволю окружать себя чужой стражей, этими еретиками, которые даже говорить по-человечески не умеют! — выкрикивала та. — Я вообще не желаю никакой охраны, слышишь? Хватит с меня того, что по твоей милости я должна покинуть дом, отца, все, что мне…

Словно заразившись от нее этой неистовой злобой, Франческо тоже вспылил.

— Замолчи! — крикнул он. — В тебя что, бес вселился?! Это мои люди, и они будут находиться там, где я им велел быть! Ты мне не смеешь указывать!

Он ожидал новой вспышки ярости, может быть, слез, но Аэлис умолкла. Она как-то странно посмотрела на него, словно оценивая, и усмехнулась:

— Ах, я уже не смею? Хорошо, запомню. — И добавила с угрозой: — Только и ты помни — ты еще пожалеешь об этом…

И он действительно пожалел, причем очень скоро. Теперь Аэлис не упускала ни одной мелочи, которая могла бы его ранить. Холодно-неприязненная с ним и Джулио, она всегда была подчеркнуто нежна, заботлива к отцу, весела и разговорчива с домочадцами, даже со своими служанками. Иногда, при людях, вдруг становилась ласковой и с ним; тем больнее ощущал он ее мгновенно возвращавшуюся враждебность потом, когда они оставались наедине. Раньше, что бы ни произошло между ними в течение дня, стоило ему ночью обнять Аэлис, и она тут же становилась нежной, пылко отзываясь на ласку. Теперь ушло и это. В первую же ночь после той ссоры она встретила его попытку примириться с холодным презрением: не стала отталкивать, позволила обнять себя, не отворачивалась от поцелуев, но губы ее были плотно сжаты, а тело словно окаменело. И он отступил, отодвинулся на край постели. Аэлис скоро уснула, а он лежал без сна, не смея прикоснуться к ней и чувствуя, как от унижения и горя мутится рассудок.

Через пять дней он не выдержал и удалил охрану; ночью Аэлис сама обняла его, и на какое-то время он позабыл обо всем. А потом снова лежал без сна, слушая ее сонное дыхание у своего плеча, и с болью думал о том, что сегодня она притворялась, платила долг. Потом это повторялось не раз, безрадостная любовь была унизительна, но отказаться не было сил.

А сегодня… что, собственно, произошло сегодня? Аэлис собралась навестить отца Мореля, и он вызвался проводить ее. Казалось бы, естественное желание, но оно вызвало в ней такую ярость, будто в нее снова вселились демоны.

— Нечего тебе там делать! Что общего у тебя, чужестранца, с нашим кюре?! — крикнула она раздраженно. — И вообще, оставь меня, оставь меня наконец в покое! Мне слишком недолго осталось быть здесь, со своими, я хочу побыть с ними одна, без тебя, понял? Одна!

Лучше было ему уйти, не отвечать, но он уже привык к тому, что всякая ее вспышка сразу вызывала в нем ответную.

— Ты забываешься, Аэлис! Я твой муж и господин и советую тебе это помнить!

— Господин?! У меня нет и не будет господина, клянусь вечным спасением! Уж не твое ли богатство дает тебе право так разговаривать со мной, дочерью французского барона? Да будь оно проклято — твое золото, которым ты меня купил!

Его поразили не столько сами слова, сколько та ненависть, которую он прочел в ее глазах. А потом он почувствовал, что его самого начинает захлестывать слепое бешенство, что еще немного — и он просто убьет ее. Тогда он повернулся и пошел прочь…

Нет сомнения — его решение покинуть Францию не могло улучшить их отношения, но они стали портиться и без этого. А если остаться в Моранвиле? Он готов на все, лишь бы вернуть ее любовь. Нет, ничего это не поправит. Все началось намного раньше, еще осенью. Видно, она никогда не любила его по-настоящему или…

Или разлюбила потом? Какая, в сущности, разница! Могла, конечно, и не любить, могла просто увлечься — юная, ничего не видевшая провинциалочка, а он еще, как нарочно, петушился перед нею, словно павлин, долго ли потерять голову! Непонятно, конечно, что могло произойти потом, обычно бывает наоборот — женятся без любви, любовь приходит позже…

Надо поговорить с Джулио, решил вдруг Франческо. До сих пор он ни разу не обсуждал с ним своих отношений с женой, но сейчас, видно, пришло время это сделать. В конце концов, почему бы нет? Джулио легкомыслен с виду, но у него трезвая, хорошо думающая голова, в делах он всегда был незаменимым советником.

Таким же оказался и на сей раз. Выслушал рассказ Франческо спокойно, не проявляя, против обыкновения, своих чувств, и сказал, что о многом догадывался.

— Я даже сам хотел с тобой поговорить, — сказал он, — но потом подумал — зачем? Ничего необычного тут нет, поверь, первый год брака всегда самый трудный. Вопрос времени, дорогой! Времени и терпения. Я понимаю, тебе трудно, но ведь и монне Аэлис тоже, наверное, нелегко привыкнуть к положению замужней дамы…

— Другие же привыкают! Я что, самый худший из мужей?!

— Дорогой мой, женщина не сравнивает мужа с другими мужьями, она сравнивает его со своим представлением о том, каким должен быть муж. До других ей нет дела!

— Но, Джулио, каким я еще должен стать, чтобы угодить ей? Ведь не было ни одного каприза, ни одного желания, которое я тут же…

— Это ничего не значит; может быть, было бы полезнее поколотить ее разок-другой, не знаю. Женщины удивительный народ, исполнением их капризов и желаний не всегда можно добиться толку. Случается, суровое обхождение вызывает больше любви. Не суди ее строго, дорогой. То, что случилось осенью, не могло на нее не подействовать; родись у вас ребенок, все было бы по-другому…

— Что говорить о том, чего нет.

— И я вот что думаю: не настаивай сейчас на отъезде во Флоренцию. Видно, эта мысль ей пока не по душе. Поезжай туда сам, уладь все дела, а она пусть поживет немного в одиночестве. Вам лучше разлучиться сейчас на время…

— Я не могу приехать домой один! Что скажут родственники? Меня на смех подымут — женился, а жену оставил во Франции?!

— Ну хорошо, хорошо! — Джулио, словно обороняясь, выставил перед собой ладони. — Во Флоренцию поеду я, кому-то побывать там все равно надо. А пока поедем на север, ты давно собирался навестить наши конторы во Фландрии. Убежден, разлука пойдет вам на пользу. Ты, боюсь, повторил ошибку многих других: избаловал жену чрезмерным вниманием. Увидишь, ей не повредит лишиться его хотя бы на время…

Катрин давно уже подозревала, что дурное настроение госпожи как-то связано с Робером. С обостренным вниманием ревнующей женщины следила она за каждым шагом Аэлис, подолгу обдумывая любой, самый незначительный ее поступок, и смутная догадка мало-помалу сменилась уверенностью. Чем же еще, если не любовью к Роберу, можно объяснить странное отношение госпожи к своему мужу? Ее постоянные к нему придирки, раздраженный тон, а то и совсем уже откровенные ссоры, которые мадам даже не пытается скрыть от прислуги.