Книга Забирая дыхание - Сабина Тислер

Нери медленно поехал назад, к своему дому. Он проголодался, и ему хотелось съесть хоть пару кусочков чего-нибудь, прежде чем вернуться в бюро. И он был крайне напряжен: оставила ли ему милая семейка хоть что-нибудь из еды? Хотя бы пару кусков чего-нибудь съедобного, от чего уже все отказались и что можно было бы подсунуть дворовой собаке или же Нери?

И к черту эту вдову Кармини! Он еще раз заглянет к ней сегодня вечером или даже завтра. Срочности в этом никакой не было, поскольку Нери предполагал, что пожилая дама просто придумала себе этот взлом.

Всем было известно, что вдова вкладывает свою скудную пенсию в граппу, и тот, кто надумал бы влезть к ней в дом, должен быть явно не в своем уме, потому что брать там абсолютно нечего, кроме разве что собачьего корма и связанных крючком накидок.

Когда он вошел в свой дом, бабушка сидела в гостиной у окна и пялилась на улицу. Ее средний палец нервно дергался вверх-вниз, словно она нетерпеливо выбивала на воображаемой клавиатуре одну и ту же букву.

— Его нет, — прошептала она, — проклятье, он здесь больше не живет! Теперь вымрет весь дом.

— Он взрослый человек, бабушка, и в его возрасте жить отдельно от родителей — это нормально.

— Еще чего! — Она злобно посмотрела на зятя. — Не болтай глупостей! Это ты выжил его из дома!

— С чего ты это взяла?

— У меня есть глаза!

Ага, значит, Габриэлла ее уже накрутила. Вот так всегда: что бы ни происходило в этом доме, Нери обязательно был виноват всегда и во всем. И постепенно это стало действовать ему на нервы.

Не говоря ни слова, он вышел из комнаты. В кухне в холодильнике он нашел всего лишь маленькую тарелку с пастой, которая стояла там уже два дня, половину головки салата и кусок засохшего пекорино.

Все это Нери опротивело. Он выпил только стакан ледяного молока и отправился обратно в бюро. Он не хотел встречаться с бабушкой снова и даже по-настоящему затосковал за своей тихой рабочей комнатой, где ему, по крайней мере, никто упреков не высказывал.

Усевшись наконец за свой письменный стол и принимаясь затачивать карандаши, он думал о сыне. Птица, оперившись, улетает. Так и произошло. Отныне в их доме будет пусто, там больше не живет ни ребенок, ни подросток, и Джанни будет приезжать туда только в гости.

Сердце Нери сжалось. «Это же прекрасно! — пытался мысленно успокоить он себя. — Это то, чего ты всегда хотел! Не будет нытья по поводу того, что в холодильнике не оказалось пива, не будет кроссовок на лестнице и грязных носков в тазу для фруктов в коридоре. Никто не будет пользоваться твоей бритвой, в полусонном виде шляться по дому в четыре часа дня и оглушать себя душераздирающей музыкой. Не будет угрюмого сына в плохом настроении за обеденным столом и беспокойства, когда он в три часа ночи все не появляется дома. И больше не будет ссор с Габриэллой из-за Джанни».

Райская обстановка. Мир и покой.

И от этого Нери вдруг стало страшно.

Квартира Джанни была, собственно, не квартирой, а какой-то дырой. Узкий тоннель величиной приблизительно в пятнадцать квадратных метров с одним-единственным окном, выходившим в переулок шириной в два метра, куда никогда не попадали солнечные лучи. В квартире было темно так, что осмотреть ее без включенного света представлялось невозможным. Она была худо-бедно, меблирована кроватью, шкафом и одним стулом. Кухни не было вообще, а слева от входной двери располагалось некое подобие ванной комнаты с унитазом, душем и умывальником. Квартира была запущена, ее уже явно лет двадцать никто не ремонтировал.

— Добро пожаловать в мой новый дом, мама, — сказал Джанни и ухмыльнулся.

У Габриэллы в буквальном смысле этого слова отняло речь. Это была самая ужасная ночлежка, которую она когда-либо видела, и у нее разрывалось сердце, когда она представляла, что сын переселится сюда и будет проводить здесь свои дни, вечера и ночи.

— Но тут даже нет отопления, — заикаясь, сказала она.

— Ничего. Зимой я поставлю здесь небольшой электрообогреватель с вентилятором, и комната очень быстро будет прогреваться. Кроме того, вокруг находятся другие квартиры, и по-настоящему холодно не будет.

Габриэлла открыла окно. Дом напротив стоял так близко, что если достаточно далеко высунуться из окна, то можно поздороваться с соседом за руку.

— Может, я сошью тебе гардину на окно? — прошептала она. — Иначе каждый сможет без проблем заглядывать тебе в тарелку!

— Я куплю раздвижную штору или жалюзи, гардины я терпеть не могу. И не смотри на меня с таким ужасом, мама! Я считаю, что комната о’кей. На первое время вполне нормально. В конце концов, она стоит всего лишь триста евро в месяц. А больше у меня нет.

— Но ты же будешь получать кое-что от нас…

— Я ничего не хочу от вас! У меня есть работа, и я как-нибудь обойдусь.

Габриэлла уставилась на него:

— Какая еще работа?

— В муниципалитете. Я буду работать экскурсоводом. Пешеходные экскурсии для туристов по Сиене. Одна экскурсия длится два часа, и за это я буду получать сорок евро, а у меня три экскурсии в день. Три раза в неделю. Все easy[39]. Только придется выучить наизусть всю эту фигню про Медичи и тому подобное.

Габриэлла быстренько прикинула в голове заработок Джанни: почти тысяча четыреста евро в месяц!

— За эти деньги ты мог бы позволить себе квартиру получше! А если мы тебе еще добавим…

— Прекрати, мама, все нормально.

На этом дискуссия по поводу квартиры закончилась.

Пока они тащили наверх пару чемоданов и сумок, Габриэлла размышляла: «Работа неплохая. Джанни будет иметь дело с туристами, значит, познакомится с разными и, конечно же, интересными людьми. И может быть, наконец-то найдет себе подругу».

За последовавшим за этим обедом в остерии она смотрела на сына так, словно видела его впервые. Длинные черные волосы он уже пару месяцев зачесывал назад и собирал на затылке с помощью резиновой ленточки. Он унаследовал ее узкий нос и высокие скулы Нери, а его темные глаза казались бездонными и могли смотреть на людей как сердито, так и с любовью.

Джанни чертовски хорошо выглядел, что ей до сих пор как-то не бросалось в глаза. Возможно, потому, что она постоянно видела сына в трусах-боксерках, когда он с заспанным видом рылся в холодильнике.

Наступил момент, когда она предоставила Джанни самому себе, оставила его одного в городе. Уютная Амбра осталась в прошлом.

Но он пройдет свой путь, в этом она была уверена.

39

Берлин, июль 2009 года

Будильник прозвонил без четверти пять. Алекс застонал и перевернулся на другой бок, чтобы расслабиться еще на пару минут. Это был момент, когда он проклинал свое существование и не желал ничего другого, кроме как заснуть и больше никогда не проснуться. Но до сих пор ему это не удавалось — независимо от того, сколько бы алкоголя он не влил в себя накануне вечером.