Книга Ночь судьбы - Дмитрий Казаков

Далее следить за судьбой дракона стало некогда. Эоган взмахнул мечом, и позади него заскрипели натягиваемые луки. Альвы стреляли прямо на скаку. Смертоносный ливень ударил по стене щитов.

Но Волосатые выдержали и это испытание. Да, в их рядах образовывались бреши, которые, несмотря ни на что, быстро затягивались. Из-за стены щитов лучники дали ответный залп. Жертвы появились и среди атакующих.

Эоган приготовился к рукопашной, когда откуда-то сбоку, на этот раз стремительно и неожиданно, прилетел дракон. Атака его оказалась удачна. В людском строе открылась прореха, куда Эоган и направил воинов.

Сотник ловко срубил наконечник копья, что возникло в поле зрения, и первым ворвался в брешь. С гиканьем и воплями за командиром ринулась в бой сотня, вгрызлась, подобно паразиту, в ранку на теле неповоротливого исполина– войска Волосатых. Сабля Эогана свистела, а сам он смеялся, чисто, заливисто, видя ужас в глазах убиваемых. Сотник испытывал наслаждение, острое, необычное, такое, какое никогда не поймаешь в простой жизни. Там, в серой обыденности, он, Эоган из клана Ловящих Ветер, чувствовал себя обездоленным, лишенным чего-то жизненно важного. Счастье приходило лишь в бою.

Не сразу осознал Эоган, что не все идет, как хотелось. Атака довольно быстро захлебнулась, и Волосатые сами двинулись на конников, лишая их подвижности. Где-то за спинами копейщиков перестроились лучники, и на сотню Эогана обрушился град стрел.

Дракона не было видно, а в статичном положении, без разбега, конница всегда слабее пехоты. Воины Эогана рубились отчаянно, но сотник понял – дело проиграно. С трудом, работая коленями, он развернул коня. Разогнаться удалось не сразу, пришлось стоптать нескольких особо ретивых пеших воинов.

Когда Эоган вырвался из страшного месива, в котором погибали остатки его сотни, то с трудом сидел в седле. Сотника шатало от усталости, и кровь текла из левого бока, где доспех не сумел удержать стрелу, пущенную почти в упор. Вслед за командиром из мешка вышло всего полтора десятка воинов, но, самое главное, он сам остался жив!

Поэт

Путь оказался не столь трудным, как ожидал Костук. Конь равномерно перебирал ногами, самостоятельно выбирая дорогу, а магу только и оставалось следить за тем, чтобы держалось наложенное на животное заклинание. Согласно ему, конь точно знал место, куда он должен двигаться, и неукоснительно скакал в нужном направлении. На ночь его приходилось привязывать, иначе бы ушел, позабыв про хозяина.

Костук, удобно устроившись в седле, предавался размышлениям. Слова, как обычно, толпами теснились в голове, просясь на язык. Но для стихов необходимы только самые лучшие, самые верные слова. И Костук выбирал, отбрасывая коряво или просто неискренне звучавшие сочетания. Помочь в таком выборе может только сердце, оно сразу чует, когда в словах нет гармонии. Составлять стихи разумом невозможно, иначе рискуешь родить нечто правильное, но мертвое, без силы и души.

Слова выстраивались во фразы, те становились в нужном порядке, повинуясь выбранному ритму. Когда все было готово, Костук тихо произносил получившееся стихотворение, наблюдая, какое воздействие окажет оно на потоки Силы. Многие читали стихи Костука, в том числе и маги, но силу заклинаний они обретали лишь в его устах.

Какой эффект будет от того или иного стиха, Костук не знал сам, до последнего момента. Лишь когда целостное заклинание ложилось на язык, он начинал чувствовать, что получится, пойдет ли дождь, или же вспыхнет опаляющее пламя. Конечно, он мог управлять Силой и обычными способами, но через стихи получалось лучше.

В этот день Костук так увлекся, что не сразу заметил, что конь остановился. Почти готовый стих неожиданно заупрямился и улетучился из головы. Зная, что он вернется, когда будет надо, Костук тяжко вздохнул и принялся осматриваться.

По сторонам, подобно двум исполинским гребнистым чудовищам, что прилегли отдохнуть, возвышались горы.

Гребни сверкали под солнцем ослепительной белизной. Справа, на южном гребне, белизна в одном месте утончалась, а сам гребень проседал, образуя выемку перевала. Значит все, приехали. Пора расставаться с конем.

Костук покинул седло, морщась от резкого травяного запаха. В горах маг побывал всего несколько раз, но давно заметил, что именно рядом с безжизненным камнем растения пахнут сильнее всего.

Конь невозмутимо стоял, прядая ушами, когда Костук снимал с него мешки. Похлопав напоследок животное по мускулистой шее, маг повторил заклинание, указывающее цель. Жеребец заржал, словно прощаясь, и, не торопясь, затрусил к западу.

Костук же двинулся вверх. Вершины на фоне голубого неба приближались медленно, хотя здесь они значительно ниже, чем на севере, где Драконьи горы вырастают до пяти-шести тысяч сажен. Перевал, по которому предстояло пройти, возносится над степью всего на две с половиной.

Чем выше поднимался путешественник, тем холоднее становилось. Внизу, в степях, вовсю хозяйничает весна, а тут, средь камней, свирепый холодный ветер проникает до костей, и потоки, низвергающиеся прямо из тела гор, несут ледяную воду.

Когда ноги недвусмысленно заявили об усталости, Костук присел передохнуть, спиной к горам, лицом вниз. Но не успел налюбоваться пейзажем, как за спиной шевельнулось что-то огромное. Маг почувствовал угрозу.

Орк резко обернулся. С низким нарастающим гулом со снежного поля, до которого Костук не дошел всего сотни саженей, на него мчалась лавина. На секунду маг замер, и тут же на язык прыгнули те самые строчки, что складывал сегодня в дороге:

Никто не дождался блестящего страха

От пота и крови намокла рубаха.

Мы знаем, что значит явиться из тени

И вспрыгнуть в седло, и упасть на колени.

Как всегда при успешном волхвовании, ощутил себя водопадом, из которого извергается Сила. Лавина застыла, зависла белоснежной волной над склоном. Костук знал, что долго держать ее не сможет, и бросился бежать.

Успел пробежать саженей пятьдесят, когда позади словно вздохнул исполин – лавина двинулась вновь. Костук ускорился и бежал до тех пор, пока в спину не ударила волна холодного, напоенного снегом, воздуха.

Грудь ходила ходуном, липкий пот стекал по лицу, заставляя глаза слезиться. Не привыкшие к бегу ноги дрожали, когда маг мешком рухнул на камни, хрипя и задыхаясь.

Пришел в себя не скоро, и лишь тогда двинулся дальше. Какие бы лавины не встали на пути, в Храм надо добраться вовремя.

Охотник

– Ух, как тут холодно, – ворчал Хорт, шмыгая носом. Охотник нацепил на себя все, что смог, и, все равно замерзал. Все вокруг дышало холодом – и скалы, что торчат сточенными серыми зубами из белых десен снега, и сам снег, и воздух. Ветер забирался верткими ледяными пальцами под одежду, надеясь согреться.

– Не ворчи! – отозвался Родомист, закутанный так, что походил на кочан капусты. – Перейдем горы, будет тепло, а пока – чем дальше, тем хуже.