Книга Париж.ru - Елена Арсеньева

В голосе, мгновение назадотчетливо-начальственном, прорезались робкие, даже испуганные нотки, и тогдаВеня интуитивно добавил в собственный голос металла:

– И что, он так и не появлялся?

– Нет... – уже совсем сбились налепет в избирательном штабе. – Вы... это из милиции звонят, да? Но Данилане появлялся, честно, я сразу позвоню вам, как мы договорились, сразу сообщу,как только о нем хоть что-то станет слышно, хоть какое-то известие появится.

– Ах ты, стукач! – с сердцем сказалВеня и отключился.

Покачал головой, злясь и на неведомогособеседника, и на себя самого. Ну и к чему эта вспышка интеллигентскойпорядочности? Парень убежден, что исполняет свой гражданский долг, его небосьуверили, что Холмского разыскивают как возможного преступника. Он не виноват,что из Вениной головы так и не выветрились вбитые с детства принципы насчетябед и доносчиков... Ведь именно следуя этим накрепко вколоченным принципам, онне может себя заставить явиться в милицию и сообщить, что беднягу Холмскогоследует оставить в покое, что убил Сорогина совершенно другой человек!

Вот ведь дурь, а? Дурь несусветная! Ломаетголову, как избавить от преследования почти незнакомого человека, и при этом неможет пойти единственным возможным путем: донести на другого, столь женезнакомого, – на истинного убийцу, между прочим.

И вся штука заключается лишь в одном: онорганически не может донести! Ни на кого. Вот такая железобетонная, негибкая,негражданственная у него психика.

Веня сидел и ругал сам себя, задумчиво глядяна дисплей мобильника, на котором все еще оставался высвеченным только чтонабранный им номер, как вдруг, по странной прихоти ассоциаций, вспомнил другойдисплей с другим высвеченным номером. 319-40-62... да, именно такой номерочеквысвечивался на дисплее телефона в квартире убитого Сорогина, прежде чем Венясвоей шаловливой ручонкой не отключил по дурости телефон и не стер все номера,которые находились в его памяти. Даже не подумал тогда, что эти телефоныоказались бы незаменимыми для милиции! Может быть, кто-то из абонентов раскрылбы милиции инкогнито Сорогина, и именно это послужило бы отправной точкой дляпоисков Вятского!

Да, куда ни ткни, всюду напортачил докторБелинский.

Он думал так, а между тем руки оказались, какэто часто бывает у врачей, и особенно – у хирургов, проворнее головы. Онинажали на нужные кнопочки, и на дисплее теперь высветился номер: 319-40-62.

– Алло? – почти немедленно отозвалсяженский голос. – Алло, кто это? Говорите!

– Извините, – рывком снявшись сручника, выпалил Веня. – А куда я попал?

– А куда вы хотели? – хихикнулаженщина.

Что-то в ее говоре насторожило Веню. Уж больнознакомые интонации: это назойливое, как бы вприпрыжку короткое аканье...

– Извините, это какой город?

– Нижний, какой же еще! – Женщинаеще пуще развеселилась.

Ну правильно. Этот выговор ни с каким другимне спутаешь.

– Спасибо, извините. Я ошибся номером.Всего доброго.

Веня отключился. Проверяя догадку, набрал не319-40-62, а 31-94-06 – и снова услышал гудок и ту же нижегородскую припрыжку:

– Алло?

Веня хихикнул и отключился.

Понятно, значит, номер этот – не квартирныйнижегородский. Здесь-то они шестизначные! Может быть, телефон московский?Скорее всего. Или питерский. Или еще какого-нибудь города с семизначныминомерами, например Киева. Эх, хороший город Киев, красивый, как сказка, жаль,что теперь это глухая и где-то даже враждебная зарубежчина, не без печалиподумал Веня, а потом продолжил свои умозаключения. Телефон может такжепринадлежать любому городу, код которого заканчивается на тройку. А такиебывают? Где-то завалялся справочник междугородной связи... Ладно, это потом.Сначала попробую Москву. Веня начал набирать московский код и далее пресловутыйсемизначный номер.

Ждем-с. В смысле, ждем соединения.

Гудок, еще гудок – и...

Он был готов к чему угодно. К безответнымсигналам, к писку факса. К тому, что снова попадет клинически не туда и сновапридется извиняться. Готов был услышать нейтральный голос электронногосекретаря или сакраментальные фразы, записанные на автоответчик.

Автоответчик-то он автоответчик... Но фразыоказались просто сакраментальными.

– Сорогин, это ты? – встревоженноспросил низкий женский голос. – Куда ты пропал, сукин сын?! Я иззвониласьтебе, а ты... Мобильник отключен, квартирный телефон не отвечает... Послушай,все очень серьезно, более серьезно, чем ты думаешь! В Париже паника, настоящаяпаника! Если ты решил выйти из игры, то сначала вспомни, чем ты мне обязан,мальчонка с горьковского Автозавода! Ни в какое свободное плавание я тебя неотпущу, я тебя лучше убью своими собственными руками. Возомнил себя новымАлешей Пешковым? Напрасно! Ты ведь без меня ни на что не годен! Короче, явыезжаю в Нижний, понял? Сегодня же, в четырнадцать, поэтому или встречай сорокшестой поезд, или жди дома. И только попробуй отвертеться! Если что, звони мнена мобильный. Все, до встречи!

Раздались гудки. Веня какое-то время послушалих, потом отвел от уха трубку и посмотрел на нее, как бы не веря тому, что этотпривычный аппаратик только что кричал и шипел на него, как на врага. Да,сказать, что женщина была несдержанна, – ничего не сказать...

И все-таки Веня еще не врубился в ситуацию.Поэтому он нажал на «ОК» один раз и другой, подождал несколько секунд – и сновавыслушал два гудка, а потом тот же голос и ту же речь.

Да, вот это темперамент! Не в силахдозвониться до Сорогина (а это мудрено было сделать, поскольку абонент в этуминуту лежал с дыркой в сердце!), неизвестная дама поступила, подобно человеку,попавшему на необитаемый остров: бросила в море человеческого общения своепослание, записав его на автоответчик. Видимо, она и в самом деле была взволнованадо крайности, иначе, наверное, не сделала бы из своей проблемы общественногодостояния. Это же сколько народу звонило ей сегодня – и вытаращивало глаза,подобно тому как это сделал Веня...

А впрочем, может быть, никто ничего невытаращивал. К примеру, эта дама клинически одинока, ей не звонят. Или звонятнастолько редко, что вероятность попадания постороннего на ее автоответчикничтожно мала. Или вообще – этот номер телефона известен только Сорогину,который находится с его хозяйкой в странных, очень странных, более чем странныхотношениях.