Книга Пророчество Сингамара - Сергей Волчарин

Пронт, не выдержав таких слов, рванулся к Снатогу, но едва успел остановиться и не налететь на выхваченный из ножен меч. Сейчас острие позолоченного меча упиралось аккуратно в грудь Пронта. Сквозь тунику он ощутил холод лезвия, но это не напугало его. Тяжело дыша от ярости, он двинулся чуть вперед, протягивая руки к горлу Снатога. По лезвию тонкой струйкой побежала кровь. Снатог в ужасе выпучил глаза на обезумевшего Пронта.

Послышался легкий хлопок, и Пронт оказался туго связан до самых подмышек, превратившись в гусеницу. Только руки Юнора оставила свободными. Ими-то он и пытался разодрать до ужаса прочное волокно, что его сковало.

Снатог опрокинул Пронта обратно в кресло. От шока он даже перестал яриться. Просто стоял и смотрел на Пронта так, словно видел его впервые. Юнора подсела напротив Пронта, оказавшись значительно ниже его.

– Пронт, прекрати. Ты сожжешь себя изнутри.

– Мне плевать! Но вы сгорите вместе со мной!

– Пронт, мы не желаем тебе зла, – еле слышно выдавила из себя Юнора дрожащим от подкатившего к горлу комка голосом. На глазах девушки выступили слезы. Это взбесило Пронта, он помнил, как ловко она вечно манипулировала им своими слезами. Но только не сейчас!

– Хватит! – взревел принц. – Ты больше ничего не добьешься своими фальшивыми слезами! Развяжите меня, и я уйду! Уйду так, что никто не узнает, и никто больше не найдет! Хватит с меня!

– Пронт… – еле слышно выдавила волшебница, две полоски слез побежали по ее щекам, сверкая от пламени факела.

– Что, Пронт? Я уже шестнадцать весен Пронт! Отпустите меня! Все равно, вы мне ничем не поможете! Будьте прокляты!

Волшебница отпрянула от него, не стараясь сдержать слез обиды. Лучший друг детства сейчас проклинает ее, словно это она виновница всего, что произошло. Она, больше ничего не говоря, подошла к его кровати, схватила с нее какую-то бумажку и швырнула в лицо Пронту прежде, чем Снатог, приобняв за плечи, вывел ее наружу. Напоследок воевода наградил Пронта таким взглядом, словно тот поджег храм, да еще полный женщин и грудных младенцев.

Но Пронта это уже не интересовало. На бумажке был знакомый почерк. Ее почерк. Он с нетерпением рванул печать, раскрывая свиток древесной коры.

«Пронт, здравствуй.

Понимаю, ты сейчас в растерянности. Тебе и не нужно ничего понимать. Просто, я не то, что нужно тебе в этой жизни. Надеюсь, Юнора смогла тебе все объяснить верно. Я нашла новую семью. С ними я, наконец, смогу отомстить своим обидчикам за изгнание. Пусть ценой этому может стать весь мир. Но вам не о чем волноваться, это будет быстро. Они обещали все сделать быстро.

Не стоит меня ненавидеть за это. Не будь меня, это сделал бы кто-то другой.

Ха-ха, иронично, не правда ли? Пророчество сулило беды от людей, а в главной роли оказался падший ангел, которого они приютили.

Не ищи меня и не пытайся остановить. Лучше побудь счастлив оставшееся время, а его у людей, и правда, немного.

Прощай, Пронт.

Амазира.»

Он перечитал ее письмо еще дважды, каждый раз слыша в голове ее голос. Он не мог смириться с тем, что она ушла. Ушла даже не от него. Она отвернулась от всего. Она ушла от людей. Притом, ее никто не гнал. Она ушла, а у нее было все… Друзья, любимый, почетное место среди людей, уважение в храмах. Она была почти воспета людьми только за то, что она ангел. Но она отказалась от всего только ради мести? Быть этого не может, ангел на такое не способен!

Пронт хотел было сорваться с кресла и прямо сейчас отправиться за возлюбленной, вот только… Его так и оставили связанным наполовину до ужаса прочным и липким белесым волокном, напоминающим паутину.

Пятьдесят второй день осени. Ближе к полудню в город потянулся огромный поток населения. В воротах скопилась невероятная очередь. Возничие на телегах, пешие со всеми своими пожитками – и такая очередь растягивалась до самого виднокрая. Где-то вдали жгли костры, а где-то и вовсе виднелись палатки, а то и целые лагеря. Оно и понятно, лишь малую часть выживших возможно разместить в городе. Остальным придется идти дальше.

Растеун хмуро наблюдал из окна на длинную змею орков, что заползала в Скротт. Они все не войдут. В городе слишком мало места. Он и так уже давно переполнен, поскольку все орки, что выжили на войне, сбегались из разоренных городов в Скротт.

Уже слышался крик глашатая, сообщающего, что прием в город прекращается, остальные выжившие должны продвигаться в портовый город и располагаться там лагерями.

Как только флот будет готов, начнется посадка на суда. После того, как закроются южные и западные врата, Растеун и Грамтар, водрузив всю свою поклажу на львов, выдвинутся в портовый городок. Кому-то ведь нужно поддерживать порядки среди огромной массы орков, коим приходится трусливо покидать материк, поджав хвосты.

Растеун вспомнил, какими были орки до того, как половину из них вытравили демоны и войны. Альки усыпали красивый некогда материк целыми горами раздробленных костей, перебив добрую половину существовавшего тогда Клана. А другую половину вогнали в ужас люди с их дикими и варварскими методами, абсолютным отсутствием воинской чести и правил войны. Они пришли в чужой мир и теперь разоряют его. Стоило только оркам показаться на их глаза, как они выступили в войну, собрав все свои силы и своих магов. Бесспорно, шаманы Тириза тоже достаточно могучи, но даже пятеро шаманов не смогли выстоять против одного боевого мага людей.

И вот сейчас орки раздавлены. От некогда воинственного народа, кто ложился спать с топором в руках, потому что в любой момент готовились с яростью встретить натиск кого угодно, осталась лишь горстка доведенных до ужаса беженцев. Кто надеется на спокойную и тихую жизнь, вдали от этих чудовищ. Орки! Хотят спокойной жизни! Мир уже точно не вольется в привычное русло.

Грамтар ехал чуть позади, наблюдая за непривычно сосредоточенным Растеуном. По обе стороны дороги тянулись вереницы орков. На вождей поглядывали искоса, но без вражды. Каждый понимал, что это бегство вынужденно, ведь от людей можно ждать чего угодно… Даже полного истребления орков.

Растеун изредка смотрел по сторонам, мельком оглядывая серокожие тела. Иссушенные, бледные, без привычного пламени в глазах. Глаза орков вообще трудно теперь узнать, они напоминали печи, в которых уже давно ничего не жгли. Осталась только темнота и серый пепел отчаяния.

Устав лицезреть полный упадок своего народа, Растеун гордо задрал голову и хлопнул льва по лопатке, принуждая скакать быстрее. Грамтар тут же настиг, поравнявшись с ним.

– Не терзай себя. Ничего уже не исправить.

– Я вернусь, обязательно вернусь, – давил слова Растеун, сдерживая рык. – Вернусь, и эти люди пожалеют о том, что выбрались из своей пещеры.

– Ты так сожжешь свою душу, – с укором покачал головой Грамтар. – Мы уходим, а эти люди… Пусть делят эти земли с эльфами, глядишь, и перебьют друг дружку.