Книга Слуги света, воины тьмы - Эрик Ниланд

Фиона кашлянула.

— В общем, я не должна была запирать дверь. Ведь мы должны держаться вместе, как сказала Си.

Элиот кивнул и, на счастье Фионы, промолчал, хотя у него была полная возможность обозвать ее tenodera aridifolia sinensis — китайским богомолом, который частенько поедал своих новорожденных братишек и сестренок.

Словом, Элиот не обиделся, и Фиону это очень обрадовало.

— Мне просто нужно было поразмышлять наедине, — сказала она. — Не так-то просто переводить со средневекового итальянского.

На самом деле переводить было очень легко, но что дурного в том, чтобы немножко приврать?

— Я понял, — произнес Элиот с такой болью в голосе, что для Фионы это прозвучало хуже любого обидного прозвища.

Они прошли еще немного.

— Нашла что-нибудь полезное? — спросил Элиот.

— Там описаны войны между семейными кланами. В Италии шестнадцатого века пытали и убили очень много людей.

— И какая нам от этого польза?

— Дети в этих благородных семействах… они были чем-то вроде пешек в шахматах, ими прикрывались от опасности. Тактически размещали так, чтобы они заслоняли собой более крупные фигуры.

Элиот облизнул губы.

— А есть у Макиавелли какие-нибудь советы для «пешек»?

— Есть. Перейти на другую сторону доски.

— И прожить достаточно долго, чтобы стать крупной фигурой?

Когда пешки добирались до противоположного края шахматной доски, они получали повышение — какая-то могла стать королевой, другая — слоном, ладьей или конем.

Фиона кивнула.

— Я вот думаю, не это ли имела в виду тетя Лючия, когда сказала, что испытания должны доказать, достойны ли мы того, чтобы остаться в живых, а потом добавила, что после испытаний станет ясно, имеем ли мы право считаться членами семьи.

— Я тоже обратил внимание на то, в каком порядке это было сказано. Получается, что быть членом семьи важнее, чем остаться в живых.

— А Макиавелли писал, что пешкам, которые получили «повышение», грозила опасность. Какая именно, он не пишет, но получается, будто они что-то теряли.

— Знаешь, если учесть все «за» и «против», я бы все-таки пересек доску.

Голос Элиота сорвался. Он умолк. Фиона проследила за его взглядом.

Кто-то стоял возле подворотни.

Целых три секунды понадобилось Фионе, чтобы узнать бродягу, обитавшего здесь на протяжении трех последних месяцев. На нем было новое серое длинное пальто. Чистые волосы стянуты в черный с проседью хвостик. Даже рваные кроссовки исчезли и сменились начищенными до блеска туфлями. Он помахал рукой и поманил Фиону и Элиота к себе. Элиот не раздумывая поспешил к старику.

— О нет! — воскликнула Фиона и схватила брата за руку. — Хватит с меня на сегодня странностей.

Элиот вырвался.

— Я хочу с ним поговорить.

Фиона посмотрела на свою руку. Она схватила Элиота точно так же, как ее схватил Майк.

— Я тебя подожду.

Девочка прошла вперед, стараясь не встречаться взглядом со стариком. Она не собиралась выслушивать разговоры о музыке, о Помпеях и прочие безумные фантазии, какие могли родиться только в проспиртованном мозгу бомжа.

Миновав переулок, Фиона расстегнула сумку и обернулась. Элиот и старый бродяга разговаривали. Старик не схватил Элиота, не утащил его в подворотню. Что ж, хорошо.

Фиона запустила руку под крышку коробки с конфетами. Вытащила конфету. Та была размером с маленький мандарин, ее покрывали искорки апельсиновой цедры.

Фиона откусила половину конфеты. В начинке из какао попадались кусочки грейпфрута и апельсина.

Кровь у Фионы сразу согрелась, сердце забилось чаще, она словно ожила.

Прищурив глаза, она наблюдала за Элиотом. Ее брат продолжал разговаривать со стариком. Все было нормально.

Фиона подумала о Роберте и вспомнила его последние слова — о том, что их мать была богиней. Невозможно. На свете существовала только одна божественная вещь… и Фиона держала ее в руке.

26 Играют не только на музыкальных инструментах

Элиот не мог поверить, что перед ним тот же человек, который жил в этом переулке несколько последних месяцев. Казалось, старик подрос на полфута, у него исчезла часть седины — почти вся шевелюра стала черной, как полуночное небо. Он был в новом пальто, льняной рубашке и блестящих кожаных туфлях.

Си говорила Элиоту, что люди никогда не меняются, всегда остаются такими, какие есть (а еще, что он, к его величайшему раздражению, навсегда останется «ее милым Элиотом»).

Бывший бродяга кивнул, глядя через плечо Элиота.

— Как я вижу, твоя сестра до сих пор считает меня беглым пациентом психушки.

Элиот не мог припомнить, чтобы он говорил старику, что Фиона — его сестра. Он обернулся и увидел, что Фиона смотрит на него… и при этом что-то жует.

— Она просто стеснительная.

— Разве не все мы стеснительные? — поднял брови старик.

— А вы выглядите… очень лучше.

Элиот выговорил это и просто не смог поверить, что ляпнул такое — нарушил все правила грамматики и вдобавок сказал о том, о чем можно было и промолчать. Он ведь знает так много разных слов, но почему же порой ему так трудно их произносить?

— Лучше, это точно. Маленькое чудо. Принял душ в YMCA,[44]вымылся с мылом, зубы вычистил, причесался. — Старик немного помедлил и добавил: — Вообще-то я должен поблагодарить тебя, юное дарование.

— Меня?

— Ты меня воскресил. Я — Лазарь. — Он сжал кулаки и поднял руки вверх. — Христос воскрес из мертвых! Дональд Трамп,[45]получил субсидию!

Возможно, Фиона была права насчет умственного состояния старика. Элиот отступил на шаг, оглянулся, увидел сестру… и это придало ему уверенности.

— Вы говорите о музыке?

— Именно. — Старик повернулся и посмотрел на магазинную тележку на колесиках, стоящую рядом со стеной дома. — А такое чудесное воскрешение заслуживает награды.

Элиот осмелел и сделал два шага вперед.

— Еще один урок?

Он словно бы ощутил, как его пальцы прикасаются к скрипке, почувствовал вибрацию струн, ритм и крещендо.