Книга Отстрел невест - Андрей Белянин

– Так вот, значит, как ты, дипломат учёный, с противником честным счёты сводишь… Вот почему Кнут Гамсунович с колотою раной лежит, а ты нам песни поёшь. Ну что ж… У нас на Руси дуэлей глупых нет, нам это дело без надобности. А вот Европа узнает пущай, как кое-кто с кодексом чести дуэльской да хитрой подлостью обман вершит! Завтра же всем гостям иноземным рапирку твою показать велю. Что ещё спросишь у него, участковый?

Я отрицательно покачал головой, на сегодня вполне достаточно. Теперь у дипломата шансов нет. Тайное преимущество в дуэли карается общественным презрением и позорной смертью от рук тех же секундантов. Он не может позволить, чтобы его обвинили по европейским законам. Выход один – устранить меня или… царя! Если мы хоть что-то, где-то и как-то спланировали правильно – этой ночью он выдаст себя с головой…

* * *

– Всё слышала, всё знаю, всё ведаю… – поклонилась мне Яга, когда я садился за стол в родном отделении. – Ты уж не серчай, Никитушка, а только я и тебе на воротник маячок наставить успела. Ты тока не вынай его пока, у тебя ночью дело опасное, риску полное, ежели что – кричи, я стрельцов на подмогу отправлю.

– Бабуля, дело как раз таки плёвое. – Я даже не стал искать эту иголку, шею не колет, и ладно. – Проблема лишь в том, чтобы как-то договориться с лошадью. Прыгает она великолепно, на пике высоты парит не хуже Пегаса, всё замечательно, но я не смогу ей объяснить, что мне нужен только царский двор. В прошлый раз эта скотина мотала меня по всему Лукошкину, я не имею права ставить сложную операцию в зависимость от её капризов.

– Не горюй, сыскной воевода, есть средство твому горю помочь. – Бабка сбегала в свою комнатку и торжественно вынесла мне тяжёлую ногайскую плеть!

– Только не это… Бабушка, вы саму кобылу в лицо видели?! Это же монстр-убийца! Один раз я её пришлёпну, и она меня где-нибудь на полюсе высадит. Причём в таком безлюдном месте, где и чукчи на собаках не встречаются!

– Слушай меня, сокол ясный, – твёрдым, но распевным голоском начала Яга. – Вот тебе, молодцу, нагайка заговорённая, самому Бове-королевичу в года давние отслужившая. Как почуешь, что не слышит тебя Сивка-бурка, так и бей её плетью промеж ушей!

– Спасибо за ценный совет, но вы не ответили… Я, значит, бью, а дальше что?

– Дальше – она под тобой, аки жена под мужем ходит!

– Не понял… – подозрительно сощурился я. – Вы на что это такое намекаете?

– Да тьфу на тебя, Никитушка, – покраснела бабка. – Вечно ты мои слова как-то не по-людски вывернешь. Послушлива она тебе станет, покорностью исполнится, ибо руку мужскую, твёрдую уважает. Ясно тебе?

– Я не могу бить животных.

– Чего?!

– Знаете, ещё поэт Сергей Есенин писал: «…и зверье, как братьев наших меньших, никогда не бил по голове»!

– Ну, я старуха малограмотная, поэтов не читавшая… Не хочешь – не бери, – пожала плечами Яга. – Да тока не серчай, ежели не ты на ней, а она на тебе ездить станет!

…Митька тоже страшно возмущался, его, видите ли, не устраивало, что такую драгоценную лошадь намерены гонять ночью, по морозу, в нуждах следствия и на большую высоту. С высотой он перебрал, кстати… Гороховский терем имел четыре этажа, невесты жили на втором, гости, послы и прочие сопровождающие – на третьем, не Эльбрус, допрыгнет. Нашему младшему сотруднику я разрешил пойти со мной. Сколько он валялся в ногах, выпрашивая «дозволить ему принять муки адовы за-ради отделения любимого и великой вины во искупление», – говорить не хочется. В принципе, если делать нечего, пусть лучше идёт, там на месте я найду ему применение. На операцию пошли к полуночи. Раньше смысла нет, австриец ничего не станет предпринимать, пока не убедится, что весь терем спит.

– Ну, бог вам в помощь, – перекрестила нас заботливая бабка. – Я сама-то спать не лягу, буду думу думать. Сдаётся мне, прознала я, как невест царских от сна мёртвого пробудить. Но экспертиза нужна… Иди, Никитушка, вернёшься, мы и потолкуем.

– И вам удачи, бабушка, – улыбнулся я, развернул давно зевающего Митяя и направился на конюшню.

Пока мой сотрудник седлал Сивку-бурку, мне удалось быстро и кратко пояснить ей суть дела:

– Милая лошадка, я убедительно прошу вас не артачиться и скрупулезно выполнять все мои указания. За это вас будут кормить, поить, холить и лелеять, а по воскресеньям – стакан пива в ячмень!

Кобыла опустила ресницы и заинтересованно преклонила ко мне ухо.

– Если же вы не намерены честно служить в самой образцовой части по охране правопорядка в городе Лукошкине, то… – я достал из-за голенища данную Ягой плеть, – буду вынужден применить крайние меры. После чего вы считаетесь уволенной и всю жизнь пашете на какого-нибудь крестьянина в самом прямом смысле этого слова. Вопросы есть?

Сивка-бурка подобралась, выгнула шею дугой и, обдав меня ржаным фырканьем, всем видом показала готовность умереть в борьбе с преступностью.

– Отлично. Митя, прыгай сзади, поехали…

До Горохова подворья добрались минут за десять, двойная тяжесть не заставила нашу красавицу даже вспотеть. Мы не торопясь объехали высокий забор по кругу, пока не встали напротив той части терема, где квартировали иноземцы. Народ давно спал, царские стрельцы, предупреждённые о ночной операции, к нам и носу не совали, а маленькое окошечко в комнате Алекса Борра светилось оранжевым огоньком.

– Ить не спится же злодею преступному, знать, совесть нечиста… Чегой-то он там творит-то, Никита Иванович?

– Вот это, Митя, мы и должны выяснить. Лезть под окно, на третий этаж, по обледенелым брёвнам зимой – я не каскадёр. Но если правильно применить высокоэнергичную прыгучесть одной моей знакомой лошади, то вполне можем и подсмотреть.

– Логично, – умудрённо ввернул он и отошёл в сторону, с видом знатока прикидывая траекторию прыжка без разбега. Я ещё раз напомнил капризнице о неотвратимых последствиях, демонстративно взял в правую руку тяжёлую нагайку, понадёжнее уселся в седле и…

Сначала у меня было впечатление, будто она намерена вышибить мной это злосчастное окно. Мы отвернули в самый последний момент. Приземлился я через голову в сугроб. Пришлось сделать корректирующие уточнения, выковырять снег из ушей и попробовать ещё раз. Мы пролетели мимо окна со скоростью снаряда крейсера «Авроры». Я даже испугаться как следует не успел, возможно, единственно потому и не вылетел из седла. После очередной эмоциональной беседы, во время которой лошадка только зажмуривала глаза и пожимала плечами, я решился на третью попытку. Сивка-бурка взмыла вверх и красиво замерла в полуметре от окна секунд эдак на тридцать. Выше всяких похвал! Приземление, кстати, тоже на высшем уровне. Митяй плясал и подбрасывал шапку. Всё, что мне было нужно, я увидел. Арест будем производить завтра на рассвете. Всем спасибо, все свободны…

* * *

– Тук, тук, тук!

– Кто… там?! – раздражённо донеслось из-за двери. Я его понимаю, кому понравится, когда тебя будят в пять утра. Ну ничего, мне ради него пришлось встать ещё раньше, а легли все поздно…