Книга Молли Мун и волшебная книга гипноза - Джорджия Бинг

— Взять? Вы хотите, чтобы я поставил ее в гараж?

— Нет, я ее вам дарю, — сказала Молли. Носильщик удивленно разинул рот.

— Вы шутите?

— Вот документы на машину. — Молли достала из кармана пухлый конверт. — Я впишу сюда ваше имя, и машина станет вашей. Как вас зовут?

— Луис Рочетта. Но вы все-таки шутите, да? Я что, попал на съемки телепередачи? — И он принялся озираться в поисках скрытой камеры.

— Нет, — отозвалась Молли, пытаясь расписать засохшую шариковую ручку. — Вот, мистер Рочетта. Машина теперь ваша. Катайтесь на здоровье.

Мистер Рочетта онемел от изумления. Он пытался что-то сказать, но с его губ слетали только нечленораздельные звуки.

— Сп… сп…

— Не стоит благодарности, — улыбнулась Молли. — До свидания. — Ей всегда хотелось устроить кому-нибудь вот такой грандиозный сюрприз. Тут подошел Рокки, уже купивший билеты, и через пятнадцать минут, слегка загипнотизировав служащих аэропорта, ребята с Петулькиной корзиной в руках беспрепятственно миновали паспортный контроль и рентгеновский металлоискатель.

Рокки и Молли отправились за покупками в зону бес пошлинной торговли. Они зашли в магазин туалетных принадлежностей, посетили кондитерскую лавку, отдел электроники и игрушек и устроили там грандиозный кутеж. Наконец объявили посадку. Сгибаясь под тяжестью покупок, ребята направились к выходу номер двадцать, где их должен был поджидать Нокман.

Нокман направлялся к выходу номер двадцать. Его обуревали странные чувства. Он знал, кто он такой, и помнил, какой была его жизнь до сегодняшнего дня. Однако он никак не мог понять, каким образом попал в услужение к мистеру Кошкиндому и мисс Сушилке. Не понимал он и того, почему они ему так нравятся. Всех остальных людей он по-прежнему ненавидел. У двадцатого выхода, где пассажиры выстроились в очередь в ожидании посадки, он предъявил стюардессе свой паспорт и билет.

— Добрый вечер, — вежливо сказала она ему.

Нокман попытался выдавить из себя фальшивую улыбку, как: вдруг его разум наполнили воспоминания о тринадцатилетней девочке, которая была похожа на эту стюардессу. Нокман вспомнил, как часто он обижал ее, и, сам того не желая, бессвязно забормотал:

— Ты толстая и страшная, как она, — услышал он свой собственный голос. — Настояштшая уродина Раздулась, как лягушка. И ей я фсекда гофорил то ше самое. И фсегда делал вот так. — Неожиданно для самого Нокмана его рот наполнился воздухом, щеки раздулись, и со сжатых губ сорвался громкий неприличный звук И тут же, странным образом перемежаясь с мыслями об обиженной девочке, на него нахлынули воспоминания о несчастном попугайчике Пушке, которого убил мистер Снафф. Нокман жалобно заскулил: — Аааааоооооуууууу!

Стюардесса испуганно отшатнулась, и, скрестив руки на груди, нахмурилась.

— Сэр, не вынуждайте меня вызывать полицию. Если вы и дальше будете грубить персоналу и пассажирам, вам запретят вылет.

Нокман дивился сам себе. Он не понимал, как его угодило выкинуть такой номер. Он ведь не пьян! Может быть, он заболел? Ну до чего же гадкие воспоминания — прямо мороз по коже!

— Простите, — промямлил он. — Примите исфинения. Я пошутил.

— Странное у вас чувство юмора, — сухо сказала стюардесса. Но все-таки смилостивилась и пропустила его.

Спотыкаясь и наступая на шнурки своих ботинок, Нокман торопливо заковылял по туннелю к дверям самолета. Он никак не мог понять, что на него нашло! Нокмана не оставляло неприятное ощущение, что во время своей странной выходки он совершенно не владел собой. Он чувствовал себя машиной, которой на расстоянии управляет кто-то другой. Нокман снова всхлипнул, вспомнив своею бедного попугайчика, и наморщил нос, подумав о несчастной девочке, которую он так жестоко дразнил. Но почему эти воспоминания пришли ему на ум именно сейчас?! Понять этого Нокман не мог, и это ему очень не нравилось! Потом он вспомнил о своих новых работодателях и заторопился.

— Здрафстфуйте, мистер Кошкиндом и мисс Сушилка. Вот и я.

— А, здравствуйте, — отозвались Молли и Рокки, насмешливо глядя из мягких кресел первого класса на Нокмана, облаченного в зеленую ливрею. Нокман уставился на них и побледнел как полотно.

— С вами все в порядке? — встревожено спросил Рокки.

Неожиданно на Нокмана снова нахлынуло то странное чувство. Сам того не желая, он повалился на пол в проходе между креслами, перекатился на спину и задрыгал в воздухе руками и ногами. Как и в прошлый раз, его рот сам собой раскрылся, и Нокман жалобно заскулил и залаял.

— Гав, гав, р-р, тяв, тяв, — лаял Нокман, не замечая, что с его головы свалилась фуражка. Потом, снова вспомнив о своем несчастном попугайчике, он заскулил: — АааааоооОООоооОООууУУуууфф!

Пассажиры тревожно поглядывали на воющего Нокмана, а подбежавшая стюардесса спросила, не нужна ли ему медицинская помощь.

— Прекратите немедленно, — грозно приказала Молли. Потом с сияющей улыбкой повернулась к стюардессе: — Ничего страшного. Просто ему пора принять лекарство. Не волнуйтесь, пожалуйста — И успокоенная стюардесса удалилась.

С трудом переводя дыхание, Нокман поднялся на ноги. С ним случился настоящий припадок! Наверно, он заболел! И снова, ни с того ни с сего, он заплакал, вспомнив о своем бедном попугайчике и о том, каким гадким был мистер Снафф.

Нокман сел в кресло. Новое воспоминание заставило его глаза увлажниться: неожиданно он вспомнил собачку, с которой однажды — давным-давно, еще будучи ребенком, — поступил очень нехорошо. Эта собачка была не лишена сходства с мопсиком мисс Сушилки.

Нокман сообразил, что вел себя не лучше мистера Снаффа! Пристегивая ремень безопасности, он ужаснулся сам себе: как он мог быть таким глухим к чужим страданиям! Ведь в детстве он был совсем другим! Он понимал, как сильно страдал его попугайчик, и плакал о нем Плакал ночи напролет! А теперь, став взрослым, жестоко обошелся с маленькой собачкой. Он почувствовал, как плохо было несчастному животному в темной, грязной клетушке, как холодно, страшно и одиноко. Его следовало бы назвать не Саймон, а Снафф, думал Нокман. Снафф Нокман!

Нокман свесил голову на грудь. В душе у него бушевало чувство, которого он не испытывал уже много лет. Чувством этим был жгучий стыд.

Нокман выглянул в окно самолета и глубоко задумался. Он поступал нехорошо и со многими людьми… Его никогда не волновало, что чувствуют другие люди… Он внушил себе, что это не имеет значения. Но сейчас-Сейчас он понял, сам не зная почему, что отныне не сможет игнорировать чувства других людей, И это было очень странно! Нокману неожиданно открылось, что люди, как и его попугайчик, могут переживать и страдать.

И тут в его памяти начали всплывать воспоминания о прочих дурных поступках, которые он совершил за свою долгую жизнь. Один за другим перед ним проплывали призраки всех его прошлых неприглядных деяний. И с каждой минутой Нокман все сильнее и сильнее презирал себя.