Книга Ассимиляция - Джефф Вандермеер

И вот ансамбль заиграл какую-то грустную и тягучую мелодию и запел о щедротах моря, двоих невезучих возлюбленных и каком-то трагическом холме над тайным входом в пещеру. Словом, все как обычно, но не слишком похоже на хоровую матросскую песню, скорее, как выразился Чарли, на «вывалявшихся в песке хиппи с моря», которые популяризировали некую странную смесь рока и фолка. Но Саулу понравилось, пусть даже Брэд все время немного переигрывал. А вот Чарли – нет, он смотрел в свой бокал, поджав губы, а затем выразительно закатил глаза и искоса взглянул на Саула, пока тот одобрительно покачивал головой в такт музыке. Нет, конечно, это были не великие исполнители, но ребята старались, и для любого выступления требуется мужество. Он вспомнил, как самого его иногда тошнило перед проповедью, – должно быть, подумал он теперь, то был знак свыше. В худшие времена, перед тем как выйти к пастве, Саул делал несколько отжиманий и прыжков с взмахами рук, чтобы вместе с по́том выдавить страх перед выступлением.

Чарли наклонился к нему, Саул тоже подался вперед. И Чарли зашептал ему на ухо:

– Знаешь о пожаре на острове?

– А что?

– Один мой приятель был там в тот день, рыбачил поблизости и видел костры. Люди часами жгли какие-то бумаги, ну, как ты и говорил. Но когда он вернулся, увидел, как они загружают в моторки кучу каких-то коробок. И знаешь, куда эти лодки затем направились?

– В открытое море?

– Нет, на запад. Стали огибать берег.

– Интересно… – К западу от острова Невезения, помимо кишащих москитами заводей, находились лишь два небольших городка да военная база.

Саул откинулся на спинку стула и уставился на Чарли, а тот молча кивнул ему с видом – дескать, «я же тебе говорил», хотя Саул не понял, что тот имел в виду. Говорил, что это необычные люди? Говорил, что у них дурные намерения?

Вторая мелодия прозвучала в более традиционном фолк-стиле, тоже очень медленная и тягучая песня, еле плетущаяся от тяжести почти двух веков исполнения и интерпретаций. Третьим номером оказалась разухабистая и довольно глупая песенка. На этот раз – о крабе, который потерял свой панцирь и теперь путешествует по всему миру в ее поисках. Несколько пар пустились в пляс. Его приход был не из тех, где запрещалось танцевать или предаваться другим «мирским радостям», но сам он их прежде не знал. Танцы были тайной мечтой Саула, казалось, что, если он научится, ему страшно понравится это занятие, но он отказывал себе в этом занятии, убеждая себя, что «теперь уже все равно поздно». Чарли в любом случае ни за что не станет танцевать, даже в приватной обстановке.

Во время короткого перерыва к ним подошла Сади. Летом она обычно подрабатывала в Хедли, в баре, и всегда рассказывала разные забавные истории о тамошних завсегдатаях, которые частенько приходили с реки пьяные, «как скунсы-вонючки». И Труди тоже подошла к их столику, и они поболтали немного, хотя она не слишком распространялась о Глории, а Саул так и не решился спросить. В основном она говорила об отце девочки, и Саул уловил, что папаша с дочкой благополучно добрались до дома. У них все хорошо.

А потом они слушали музыку и в короткие перерывы между песнями болтали или заказывали еще по пиву. Оглядывая помещение, Саул высматривал знакомые лица, людей, которых он знал, людей, которые могли кивнуть ему в знак приветствия, и внезапно ощутил, что это не он наблюдает, что наблюдают за ним. Он приписал это ощущение остаточным симптомам своего недомогания или же шутливым заигрываниям Чарли. Но затем сквозь смутное мелькание тел, нарастающий шум болтовни, неистово громкие звуки музыки он разглядел в дальнем конце, у двери, до отвращения знакомую фигуру.

Генри.

Тот стоял совершенно неподвижно, даже без бокала в руке, и наблюдал. На Генри была его нелепая шелковая рубашка и вычурные слаксы, все тщательно выглажено, и тем не менее он, как ни странно, почти сливался в этом наряде со стеной, совершенно не выделяясь из толпы. Кажется, никто, кроме Саула, его не замечал. Непонятно почему, но больше всего Саула удивлял тот факт, что рядом с Генри не было видно Сьюзен. Он с трудом подавил искушение обернуться к Чарли и указать ему на Генри. «Вот он, тот самый человек, который вломился на маяк несколько дней назад».

Чем дольше Саул смотрел на Генри, тем темнее становилось в углах помещения, тем сильнее становился тошнотворный запах пота, а люди вокруг Генри превращались во все более неясные фигуры – расплывчатые, почти неразличимые, незнакомые силуэты – Генри словно притягивал к себе весь свет.

На Саула волной нахлынуло странное головокружение, словно прямо под ним разверзлась огромная пропасть, а сам он завис над ней – того и гляди рухнет вниз. А потом разом вернулись все прежние симптомы, которые, как он надеялся, ушли насовсем. Оказалось, что они лишь затаились, чтобы теперь напасть на него. В голове неслась комета, разбрасывая языки пламени, обдавая огнем спину.

Музыканты тем временем продолжали играть где-то в темноте, и постепенно все звуки слились в страшно медленную мелодию, а потом, когда всё начало исчезать, улетучиваться в виде темной поблескивающей спирали, прежде чем испарилось всё, кроме Генри, Саул ухватился за край стола обеими руками и отвернулся.

И тут же вернулся шум оживленных разговоров, и свет тоже вернулся, и музыка зазвучала уже нормально, и Чарли говорил с ним так, словно не случилось ровным счетом ничего. А Саул испытал такое огромное чувство облегчения, что сердце забилось как бешеное и, казалось, он вот-вот потеряет сознание.

Затем, немного придя в себя, он осторожно покосился в ту сторону, где стоял Генри, и увидел, что тот исчез, а на его месте стоит какой-то другой человек. Человек, незнакомый Саулу, робко приподнял кружку с пивом в неуклюжем салюте, заметив, что смотритель маяка долго и пристально на него смотрит.

– Слышал, что я сказал? – громко, стараясь перекричать музыкантов, спросил Чарли. – Ты в порядке? – Он протянул руку, дотронулся до запястья Саула – этот жест означал, что он обеспокоен, что его друг ведет себя странно. Саул улыбнулся и кивнул.

Песня закончилась и Чарли спросил:

– Ну не из-за этой же ерунды о лодках и острове, верно? Я не хотел расстраивать тебя.

– Нет, конечно, нет. Ничего подобного. Я в полном порядке. – Он был растроган, Чарли не часто проявлял такое внимание и заботу. Они словно поменялись ролями.

– Но ты скажи мне, если вдруг опять почувствуешь себя плохо.

– Конечно, скажу. – Он отвечал полуправдами, все еще пытаясь как-то осмыслить, проанализировать то, что только что испытал. А потом добавил уже серьезно, словно озаренный неким предчувствием: – Знаешь, Чарли, мне неприятно это говорить, но тебе лучше уйти. Прямо сейчас, иначе будет слишком поздно.

Чарли отреагировал спокойно, даже уже привстал со стула – в любом случае музыка ему не нравилась.

– Ладно, тогда увидимся завтра, – сказал он, подмигнул Саулу и бросил на него последний прощальный взгляд, который никак нельзя было назвать совсем уж невинным.