Книга Клуб неверных мужчин - Фридрих Незнанский

Она метнулась на него, растопырив пальцы, но он уже был готов. Схватил ее за руки выше локтей, развернул к себе спиной. Наручники, позаимствованные у Бориса, защелкнулись на трясущихся запястьях. Она упала на пол, забилась в истерике. Распахнулась дверь, ворвались, крича и плача, родители. В прихожей зазвенел звонок. В середине своей обличительной речи Турецкий воспользовался «горячей» клавишей на телефоне. Позже выяснилось, что Борис, дабы перестраховаться, вызвал «скорую помощь»…

Все это было грустно, стыдно, некрасиво. Увезли преступницу, страдающую душевной болезнью, плакали на кухне безутешные родители, мялся на лестничной площадке растерянный Борис.

— Зачем вы это сделали? — закрыв лицо руками, шептала мать Евгении.

— Как вам не стыдно? — бормотал отец. — Разве вы не видите, что она больна?

— Больной должен лежать в больнице, — неуверенно заявил Турецкий. — Прошу меня простить, Геннадий Васильевич и Надежда Федоровна. Возможно, я вел себя недостойно. Но ваша дочь убила человека, убила со звериной жестокостью. И, в общем-то, ни за что. Человек мог жить, работать, а теперь он этого делать не будет. А я ужасно не люблю, когда убивают людей, простите. Ваша дочь прекрасно осознавала, что делает.

— Она не могла осознавать… — отец поднял на него черное от горя лицо. — Вернее… в полной мере не могла… Мы не знаем, откуда у нее эта болезнь, мы сами не страдаем, прародители тоже не страдали… Она упала с горки, когда была маленькой, сильно ударилась головой, — возможно, из-за этого… До двадцати лет с Женечкой все было в порядке, потом это началось… То сильно, то не очень… Иногда она бредила, были галлюцинации, путались мысли, она уходила в себя, могла долго находиться в одной позе. Врачи называли это мягкими маниакальными симптомами, хроническим расстройством. Они не ставили точного диагноза, оперировали общими фразами: бред, ослабление здравого смысла, импульсивное поведение. Ее поставили на учет, прописывали лекарства — тимолептики, назначали терапию. Она справлялась, даже окончила институт… Последний раз она лежала в больнице пару лет назад, после тяжелого приступа на даче, ей кололи антидепрессанты… Она выписалась, все было хорошо, только иногда ее досаждала депрессия… Она много времени проводила у себя в комнате, начала рисовать… вы заметили, как хорошо она рисует? Стала интересоваться живописью, посещать выставки. Она же умница, много читает, эрудированна… Мы не могли на нее нарадоваться… мы думали, болезнь отступила… Она вела себя совершено нормально, поэтому мы уволили женщину, которая за ней присматривала, стали позволять ей проводить время по собственному усмотрению, вести нормальную жизнь… Мы перестали спрашивать, чем она занимается. Если Женечка была в настроении, она сама рассказывала… Кто же знал, что такое произойдет? Послушайте, это полная чушь, этого не может быть, наша дочь не могла убить человека, она ведь такая умница…

Турецкий стоял на лестничной площадке перед окном, жадно курил, пожирая глазами освещенные окна дома напротив. Стресс не унимался.

— Я уже ничего не понимаю, Александр Борисович, — бормотал за спиной растерянный Борис. — Это что же выходит… эта безумная баба всех и покромсала?

— Нет, Борис, она убила только Кошкина. Остальных убила Григорян. Надеюсь…

— Что означает ваше «надеюсь», Александр Борисович?

— Это слово такое, Борис… — он стряхнул с себя оцепенение, повернулся к молодому напарнику. — Разумеется, тех бедолаг убила Григорян. Мы до сих пор не сообщили отрадные новости вдовам? Займись этим с утра. Пусть порадуются. А мне придется поговорить кое-с кем еще…

— Ох, и любите же вы загадки, Александр Борисович…

Под утро ему явилось во сне лицо убийцы. Искаженное, торжествующее, но вполне узнаваемое. Он открыл глаза — весь в поту и мурашки по коже. Не может быть! Убила Григорян. А почему не может? Вдруг сойдется? Ведь терзает же его что-то в последние дни, он не спит ночами, мучается сомнениями, не может найти себе места. Что он потеряет, если проведет проверку? В этом деле не хватает технических деталей, но ведь все решается… Что у нас сегодня, среда?

Впрочем, после завтрака он слегка остыл. Позвонил Плетневу, поинтересовался, не развалилось ли еще без него агентство «Глория»? Нет, не развалилось. Позвонил Меркулову, посоветовал прокуратуре не спешить закрывать дело.

— Ты не тронулся рассудком, о, океан мудрости? — недовольно вопросил Меркулов. — Хочешь сказать, что все, что ты провернул ранее, гроша медного не стоит?

— Я всего лишь прошу, Костя, повременить с закрытием дела. Это не сложно. Просто не надо ничего делать, и все дела. Полагаю, могут вскрыться новые обстоятельства.

— А-а, — протянул Меркулов, — а я уж подумал, что ты опять начнешь наглеть, попросишь помощи.

— Я гениальный сыщик, мне помощь не нужна, — скромно поведал Турецкий. — Оставьте пока при мне тех двух бездельников, и этого будет достаточно.

Он вооружился мобильником и вышел на лоджию. Здесь дул ветерок, и в голову могло прийти что-нибудь интересное. Пальцы забегали по номерам в адресной книге.

— Галина? Здравствуйте.

— Господи, откуда у вас мой номер?

— Вы узнали меня, поздравляю. А с номером ничего сложного. Во всех протоколах бесед с подозреваемыми зафиксированы номера, по которым с ними можно связаться.

— С подозреваемыми… Послушайте, какие глупости, — домработница Пожарских встревожилась. — Кому пришло бы в голову подозревать меня в убийстве Георгия Львовича?

— Например, мне, Галина. О мотивах можно поговорить позднее. А вот о возможности… Почему милиция не увидела очевидного? Вы пришли к Пожарским в шесть венера, в семь Георгий Львович отправился гулять с собакой. Через несколько минут ушли и вы. Не знаю уж, о чем у вас с ним должен был состояться разговор… Допустим, он выпустил на улицу собаку, а сам вернулся в подъезд. Ждал, знал, что сейчас вы подойдете. Вы подошли… А потом спокойно прошли через охранника, и далее, по своим делам. А милиция гадала, как же преступник проник в охраняемое здание? Признайтесь, подобная версия имеет право на существование?

— Идите к черту, детектив! — он не ожидал от домработницы такой грубости. — Если я вам скажу, что это вы со своими инсинуациями не имеете права на существование, вас это обрадует?

В трубке забились короткие гудки. Он допустил ошибку при наборе: хотел набрать Снежинскую, но попал в соседнюю строчку, и в трубке послышался другой голос. Не сказать, что неприятный.

— Прошу прощения, кто это?

— Хм, здравствуйте, таинственный незнакомец, — мелодично произнес женский голос.

— Не таинственный, а просто незнакомец, — проворчал Турецкий. — Я, кажется, ошибся.

— А может, это судьба? — женщина засмеялась. — Вы небрежны. Это — Наталья, помните? Мы встретились в студии «На Солянке». Я работаю там натурщицей. А потом на улице возле студии. Мы обменялись телефонами.

— Мы очень странно ими обменялись, — признался Турецкий.