Книга Эльфийка вишневых кровей - Елена Кароль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прости. — Шушечка подошла ближе и с неохотой добавила: — Ты права. Кажется, у меня это… болезнь. В смысле золото разум замутило. Просто… ай, что говорить. Я не права, а ты права. Мы друзья, и мы договаривались. Мир?
— Мир. — Улыбка была кривоватой, но я была рада, что Кася призналась в своей жадности. — Я пока не знаю, как мы это все будем делить, и если честно, то очень хочу, чтобы ты мне в этом помогла. Там очень много сокровищ. Очень — это в смысле горы. И все опасны. Мне кажется, ты пожадничала не просто так, а только после того, как надела ожерелье. Как думаешь?
— Хм… — Кася думала тщательно. Минут пять точно. — Не знаю. Не уверена. Но проверить надо. Ты не против?
— Только за!
— Я тогда родню позову, хорошо?
О?
Я лишь удивленно кивнула, а Кася уже снова заторопилась к окну. Родня… А кто у нас родня?
Родня появилась в моей палате в полном составе примерно минут через пятнадцать. Кася и еще восемь «уникальных академических шушей», как они мне по очереди представились. Из присутствующих я знала лишь Шербура, и то лишь потому, что пару раз о нем слышала да один раз видела. Остальные же…
Были действительно уникальными.
Я переводила взгляд с одного на другого, с третьей на четвертую и почему-то радовалась, что моя Кася всего лишь темно-серенькая летучая мышка. Ее кузен Шербур был меховым синим шариком на коротеньких лапках, но каким-то образом летал, потому что тоже был летучей мышью. Дядя Виллиган был высоким и худым шушем болотно-зеленого цвета в ядовито-оранжевую крапинку. Тетя Гвинеля оказалась ворчливой старушкой дикой малиновой расцветки и с перьями неопознанной желтой птички на голове. Она носила их как корону. Остальные…
Остальных я предпочла не рассматривать, они были еще ярче и необычнее. Кузены и кузины, дяди и тети, и все гомонили так громко, что у меня уже на второй минуте разболелась голова. В итоге я достала из сумки несколько крупных украшений, разложила их на полу подальше от кровати и самоустранилась от решения проблемы века: опасны ли эти штучки, и если да, то как сильно.
Время шло, шуши совещались, я листала учебник…
Дверь открылась без стука и предупреждения, впуская в мою палату Аррисша, решившего сделать вечерний обход раньше обычного.
Гхырт!
И не сказать, что я испугалась, но было очень неловко, когда он недовольно сдвинул свои белоснежные брови и, найдя взглядом тетушку Гвинелю, сурово поинтересовался:
— И по какому поводу в палате тяжелой пациентки столь высокое собрание?
Малиновая шушечка стала еще ярче. Потупилась, ретировалась за дядю Виллигана и что-то невнятно промычала.
За нее ответила находчивая Кася:
— Они уже уходят. Зашли проведать. По-дружески. Но уже уходят. Да-да!
— С-с-стоять! — Приказ, прозвучавший грозным, свистящим шепотом, враз остановил засуетившихся шушей.
Я тоже замерла. И очень сильно захотела спрятаться под одеяло. Такой Аррисш меня пугал.
— Что тут у нас? — Драук в одно мгновение оказался рядом с нечистиками и, наклонившись, поднял улику.
Колье из крупных рубинов в белом золоте.
— Та-а-ак… — Покосился на меня, я жалобно улыбнулась. Перевел взгляд на дядю Виллигана, который оказался ближе остальных, и сурово припечатал: — Признаемся сами. Сейчас же.
Признаваться шуши не хотели. Стояли, изображали нашкодивших щенков и молча переглядывались. Пришлось признаваться мне:
— Это сокровища из катакомб.
Аррисш обернулся и удивленно приподнял бровь. Я кивнула. Он недовольно нахмурился и поднял с пола остальные драгоценности: браслет с изумрудами, кольцо с топазом и серебряную диадему с аквамарином. Подошел ближе, положил драгоценности на стол и сел напротив меня.
Понятно…
Ругать будет.
Я постаралась изобразить раскаяние. Не знаю, получилось или нет, но Аррисш шумно выдохнул и, прикрыв глаза, покачал головой.
— Так. Давай с самого начала. Откуда это и почему вы о них умолчали?
— Я про них забыла, — смущенно пробормотала и сама поняла, как глупо это прозвучало. — Правда. Они в сумке были, и я совсем о них забыла. А сегодня Кася заговорила о стипендии, и я вспомнила…
— Это все или еще есть?
Вот этого вопроса я и боялась.
Вздохнула. Покосилась на Касю, на чьей мордашке сейчас была мировая скорбь, и с тоскливым выдохом кивнула.
— Вишери? — Аррисш моих вздохов не понял. Или сделал вид, что не понял.
— Безумие за помощь в освобождении подарил мне всю свою сокровищницу. Она в сумке. — Я жестом указала на сумку, которая лежала на полу под столом. — Только они немножко заражены. Шуши хотели разобраться, что с ними дальше делать…
Драук недоверчиво покосился на сумку, видимо, как и Кася, не веря, что в сумку могла поместиться сокровищница. Пришлось снова доказывать.
Я наклонилась, подтянула к себе сумку, положила на колени и запустила руку в послушно распахнувший свое нутро магический артефакт.
Первая горсть, вторая, третья…
— Хватит!
Выкрик прозвучал слишком резко, так что я вздрогнула и перевела испуганный взгляд на целителя.
Аррисш хмурился, рассматривая драгоценности и монеты так, словно на моих коленях лежало что-то мерзкое.
— Сколько в сумке еще?
Не представляя, как сказать «очень много», я неуверенно пожала плечами.
— Если вынуть все, то будет несколько таких комнат.
У драука нервно дернулась бровь. Глаза стали большими-большими. И выразительными. Затем он склонился ближе, взял одно из колец и поднес к глазам. Несколько секунд внимательно изучал, затем его взгляд стал еще недовольнее…
— Они действительно заражены остаточными эманациями безумия. Убирай все обратно.
Я послушно выполнила распоряжение, сложив в бездонный артефакт и то, что лежало на столе, и протянула сумку Аррисшу, уже мысленно распрощавшись и со сметаной, и с трусиками. Не сказать, чтобы было сильно обидно, но… но обидно было.
И если я все это делала молча, то Кася не смогла удержаться от обреченного возгласа:
— Аррисш. Так нечестно!
— Что? — Целитель обернулся к шушам, которые все это время молча и скорбно взирали на происходящее.
— Это наши сокровища!
— Да я как бы и не спорю. — Целитель перевел удивленный взгляд на меня. — Вы что, решили, что я их совсем забираю?
Я кивнула.
— Светлая! Хорошего же вы обо мне мнения! — Аррисш возмутился так громко, что я сразу поняла — он обиделся.