Книга Зона бабочки - Алексей Корепанов

Сыпала снежная крупа, асфальт подморозило, но Скорпион был не из тех, кто обращает внимание на такие мелочи. Нет, он особо не гнал, потому что никогда не рисковал попусту, просто был уверен в себе, да и в искусстве вождения мог посоперничать со многими асами. Трафик был гораздо ниже среднего, многие продолжали праздновать приход нового года, но какие-то длинномеры, тянувшиеся в столицу, попадались навстречу чуть ли не через равные интервалы.

Вот впереди показался еще один — и в этот момент в хриплый голос Высоцкого из стереосистемы («И в санях меня галопом повлекут по снегу утром…») вплелся вопль внутренней сирены.

Гридин глянул через плечо сидящего перед ним Кости, ничего необычного на дороге не увидел, но угадал, что из-за крутолобой фуры сейчас что-то выскочит.

Так и оказалось. Длинная черная акула-«мерседес» хищно вылетела из-за хвоста полуприцепа, и в тот же миг напрягшийся Гридин крикнул Скорпиону:

«Крути вправо!»

«Мерседес» уже начало заносить на встречную полосу, прямо на их «ауди», и Герману показалось, что он видит за чужим покатым стеклом безумные пьяные глаза водителя.

Скорпион среагировал мгновенно, уводя автомобиль от столкновения лоб в лоб, но контакта избежать не удалось — слишком велика была плюсующаяся скорость обеих машин, и слишком коротким было расстояние. «Мерс» врезался по касательной, как айсберг в бок «Титаника», и его отбросило в сторону, под колеса дальнобойщика. «Ауди» завертелась волчком, но не перевернулась, и ее понесло к обочине, к набросанному снегоочистителями невысокому снежному валу, за которым цепочкой тянулись черные деревья.

Сирена не умолкала, предупреждая о смертельной опасности, продолжавшей угрожать Гридину, и Герман не стал дожидаться, когда «ауди» пропашет этот вал, врежется в дерево, и от страшного удара разорвется печень и вылетят мозги. Правой рукой он рванул ручку дверцы и вывалился из автомобиля, группируясь на лету. Угодил он туда, куда и намеревался, — выждав нужный момент, — в снежный вал. Разметал телом снег — и налетел спиной на что-то страшно твердое. Хруст костей, дикая боль в спине — это все, что он успел услышать и почувствовать, прежде чем окружающее опрокинулось в черноту…

И тут же он ощутил себя участником другой страшной сцены: открытая дверь маршрутки, удар сзади по щиколотке — это добрался до него тот парень с иглой, — и уносящийся назад серый асфальт. Асфальт неумолимо приближался к лицу… Удар… Скрежет тормозов… Всепоглощающая боль… Чернота…

Чернота… Чернота… Чернота…

Больничная палата. «Омеговцы» у его кровати… Скорпион с подсохшим рубцом на лбу… Мама…

Ребятам повезло — они отделались испугом и мелкими повреждениями. Ребятам повезло, а ему, Гридину, — нет. Под снегом оказалась бетонная плита — основание давно убранного щита, рекламного или просто с пожеланием счастливой дороги. Массивная плита, сломавшая ему позвоночник…

Значит, не стоило ловить Кайроса, и узор жизни человеческой действительно предопределен с рождения?

Диван в комнате, и он на диване. Горизонтально. Мама стучит посудой на кухне, а он, поставив ноутбук себе на грудь, играет в игру для знатоков «СтраЗ»… А что еще ему делать? Читать? Смотреть телевизор?

Да, читать, смотреть телевизор и играть в «СтраЗ».

Потому что он больше не числится в рядах «Омеги», он навсегда покинул строй, он теперь бесполезный пенсионер, и возле дивана стоит уродливое и зловещее, как треножник Уэллсовых марсиан, инвалидное кресло-коляска. Его кресло-коляска. Его печальный атрибут — до конца дней.

И это — тупик…

Приговор врачей не оставляет никакой надежды. Был здоровый, ловкий и сильный сотрудник «Омеги» Герман Георгиевич Гридин — и весь вышел. С железобетонным именем-отчеством-фамилией — о бетонную плиту. Мало чем в данном случае отличающуюся от надгробной.

Надгробной… Загробье…

Вокруг была пустота, он парил в пустоте, и постепенно проступали там какие-то неясные контуры. Пустота наполнялась. Пятиэтажки… Деревья… Ларьки… Родной подмосковный городок — «липы желтые в рядок». Такой, каким он запомнился, каким остался в памяти… Нет, это не пустота наполнялась, это он наполнял пустоту. Он, Дмитрий Зимин, угодивший под колеса и закончивший свой земной путь…

Гридин уже полностью осознавал обе свои ипостаси, и понимал, кем теперь стал Дмитрий Зимин, его вторая половинка.

Можно называть это душой, можно — информационным комплексом, можно — энергоинформационной сущностью. Не столь важно. Дело не в названии. Главное, что после смерти физического тела эта сущность не исчезает и сохраняет самосознание и информацию о прежнем теле.

Она просто переходит в мир иной. И иногда ее можно вернуть в тело.

«Лазарь, иди вон!»

Но даже если и не удается оживить Лазаря, можно проникнуть в его личность, пусть уже и не существующую на этом плане бытия, добраться до этой энергоинформационной сущности. Заморозить тело. Удержать эту сущность, войти в нее, пока не порвалась серебряная нить, связывающая физическое и духовное.

Такое могут проделывать шаманы.

Но как отыскать этот информационный комплекс, если он противится этому, если он не желает быть обнаруженным? А тот, кто при жизни был Дмитрием Зиминым, не желал чужого проникновения, прятался от чужого проникновения, отгораживался от этого проникновения обломками архетипов. Он не хотел, чтобы из него изъяли умение, переданное ему иномирянами.

Когда бессильны шаманы, добиться успеха поможет вторая половинка личности. Герман Гридин. Вторая половинка, сопровождаемая подспудным стремлением Дмитрия Зимина к жизни, стремлением, пытающимся преодолеть стремление к смерти. Эрос, вступающий в борьбу с Танатосом.

Стремление к жизни — в образе дочери Дмитрия Зимина… Ирины…

Гридин-Зимин теперь все помнил и все понимал.

Работа с шаманом. Напряженная, кропотливая работа с шаманом. Он, Гридин, лежит на диване, и шаман рядом, возле дивана, а поодаль, в кресле, — Скорпион.

Шагнуть за черту, проникнуть в мир, где обитают не люди, не вещи, а только угасающие образы людей и вещей.

Книга Иова. «Редеет облако и уходит; так нисшедший в преисподнюю не выйдет…»

Не выйдет?

А разве он, Гридин, собирался возвращаться?

Что такое — остаток жизни провести в инвалидном кресле? Зачем такая жизнь?

Его ни к чему не принуждали. Он пошел на это добровольно. Вернее, откликнулся на просьбу Скорпиона. После выполнения задания его, Гридина, намеревались вытащить из-за черты, выдернуть из состояния клинической смерти. Прошло всего две-три минуты с тех пор, как он погрузился в небытие. Но зачем ему возвращаться?…

Слова Дмитрия с трудом дошли до его сознания. Дмитрий теперь тоже все знал о нем, о своей второй половинке.

— Я не выйду отсюда, — сказал Дмитрий. — Я не позволю тебе вывести меня отсюда. Не хочу, чтобы они воспользовались, слышишь? Они меня выпотрошат — и вернут сюда. А я уже здесь, значит, пусть так и будет. Согласен, Гера?