Книга У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий

Несколько номеров в гостинице были повреждены гранатами. В моем номере было разбито осколками окно, за которым я любил сидеть и писать корреспонденции. Башня над отелем была пробита ядрами.

По улицам мало кто ходил, так как гранаты и шрапнели продолжали сыпаться с разных сторон. Можно было встретить только солдат или офицеров, командированных с каким-либо приказанием. Всюду стояли часовые с ружьями, охранявшие ворота зданий, в которых разместились международные отряды. Всюду были выставлены свои флаги. Почти все жители концессий, перенесшие недельную осаду, выехали. Остались только наиболее храбрые и деловые.

Неприятнее всего было ходить по главной улице Виктории. Она тянулась вдоль реки Пэйхо и имела направление на китайские форты. Поэтому гранаты носились аккуратно вдоль всей улицы.

Выйдя из госпиталя и проходя по этой неприятной улице, я неожиданно встретил И. Я. Коростовца, нашего дипломатического чиновника, который только что приехал в Тяньцзин из Порт-Артура в свите адмирала Алексеева и теперь шел по делу, стараясь попасть под тень тополей и в то же время не наткнуться на свистящую гранату. Я был весьма обрадован встречей с моим добрым знакомым, который приехал из города, в котором не свистят гранаты, и, выразив ему свою радость, я хотел расспросить об Артуре.

– Но, послушайте, вы избрали самое неподходящее место и время для нашего разговора, – ответил весьма недовольным тоном Коростовец, – посмотрите, граната только что ударила в соседний дом.

Раздался взрыв, треск, и посыпались обломки и осколки.

– Пустяки, – ответил я, – в этом месте гранаты дают перелет, и мы можем спокойно разговаривать. Вы еще не привыкли.

Коростовец не согласился с моими доводами, и мы расстались. Однако он очень скоро привык к гранатам и под их грохот неоднократно вел различные переговоры с иностранными командирами и консулами по поручению адмирала Алексеева.

И. Я. Коростовец, автор известной популярной книги «Китайцы и их цивилизация», принадлежит к тем талантливым и энергичным русским дипломатам Игнатьевской школы, которые упорно добиваются намеченной цели и, взявшись за дело, стараются довести его до конца, несмотря ни на какие препятствия.

По окончании Императорского Александровского лицея, Коростовец поступил в Министерство иностранных дел и скоро был командирован секретарем в нашу миссию в Пекине, где пробыл около 5 лет. Плодом его пребывания в Китае явилась интересная книга о китайцах. Из Азии он попал в Южную Америку и служил секретарем миссии в Бразилии. Затем он был переведен в нашу миссию в Португалии, после чего вернулся в Петербург, где принимал участие в делах комиссии по выработке положения для Квантунской области. По окончании работ этой комиссии был назначен чиновником по дипломатической части в Порт-Артуре.

В то время как наша дипломатическая миссия была осаждена в Пекине и поневоле бездействовала, руководство не только военными, но отчасти и политическими делами естественно перешло к адмиралу Алексееву, который давал Коростовцу самые ответственные дипломатические поручения.

Секретарем и постоянным сотрудником у Коростовца был П. Г. Тидеман, воспитанник Восточного факультета Петербургского университета, прекрасный знаток китайского разговорного и литературного языка, состоящий ныне вице-консулом в Чифу.

В Русском лагере

В двух солдатских двуколках, трясясь по невозможным китайским проселочным колеям, по которым только и могут ехать русские двуколки и китайские арбы, доктор Падлевский, известный своею энергичною деятельностью во время чумы в Инкоу, сестра Люси Пюи-Мутрейль и я поехали в русский лагерь.

Чтобы быть поближе к раненым во время предстоящего боя, сестра Люси просила разрешения быть на перевязочном пункте, местом для которого был избран Восточный арсенал. Разрешение ей было дано. Полевой госпиталь с русскими сестрами еще не прибыл и ожидался в Тяньцзине каждый день.

Мы переехали русский понтонный мост, построенный под гранатами капитаном Санниковым и нашими саперами. Проехали мимо Военной китайской школы, полуразрушенной, китайского воздухоплавательного парка и сожженных деревень. Пересекли высокий городской земляной вал, идущий кругом всего Тяньцзина, попали в тень красивой рощи, в которой желтели обмазанные глиною древние могилы, и, сбивая клубы густой пыли, стали подъезжать к русскому лагерю, растянувшемуся на версту.

Там – на север от лагеря, через пустынное, зловеще молчавшее высохшее поле, в тех рощах таились наши враги, которые то и дело напоминали о себе раскатами орудий. Но здесь, в этом широком открытом лагере, с белыми палатками, рассыпанными правильными рядами, с пушками, выстроенными точно по линейке, с лошадьми, которые длинной цепью стояли на коновязи, было весело, шумно и привольно. Здесь были свои, милые наши.

Там, в рощах, сверкал огонь орудий, гремели выстрелы. Здесь офицеры беззаботно беседовали в своем собрании – робинзоновском шалаше, наскоро сколоченном из циновок, со столом и стульями, взятыми из соседних разрушенных китайских усадеб. Стрелки кипятили чай, мыли белье. Казаки и артиллеристы чистили лошадей. Весело дымили походные кухни.

Сестра Люси была с почетом встречена офицерами 12-го полка в их собрании, в большой походной палатке. Подали обед – хорошего горячего супу и жаркое героических размеров с китайскими огурцами. Подали пива и льду, огромные запасы которого были найдены в Восточном арсенале.

Только этот лед помогал переносить ту нестерпимую жару и духоту, от которых тяньцзинцы изнемогали уже три месяца. За это время не было ни одного дождливого или облачного дня.

Свистки паровоза заставили встрепенуться весь лагерь. Поезд из Тонку тихо подошел и стал в полуверсте от лагеря, укрываясь за насыпной дорогой от глаз китайцев. Поезд привез новые известия и новые подкрепления. С этим же поездом пришла сводная рота 12-го полка, бравшая форты Таку, и ее командир Станкевич.

Радостно бросились офицеры 12-го полка обнимать своего товарища – первого Георгиевского кавалера, благополучно вышедшего из огня и с честью поддержавшего имя полка. Солдаты набросились на своих однополчан. Стали качать прибывших, обнимать, целовать, кидать шапки и кричать «ура». Восторг был такой искренний и неподдельный, что сестра Люси не выдержала, заплакала, кинулась к Станкевичу и поцеловала его от имени друзей – французов.

Но китайцы не дремали. Заметив приближение поезда и необычное движение около лагеря, они направили в ту сторону орудие. Грянул выстрел, другой. В поле закрутился песок и взвилась пыль: но гранаты упали далеко от нас.

– Не достанут! Мало каши ели, голомазые! – говорили ободрительно солдаты.

И, не обращая никакого внимания на китайцев, офицеры и солдаты продолжали чествовать своих товарищей, приехавших целыми и живыми из Таку.