Книга Кремль-1953. Борьба за власть со смертельным исходом - Леонид Млечин

Система развратила людей.

Человек сидит на партсобрании, слушает радио, читает газеты — и что он видит? Лицемерие и откровенное вранье. И что он делает? Он начинает приспосабливаться. Вот так формируется советский человек… Он постоянно ходил в маске. Иногда маска прирастала к лицу. А под маской скрывались цинизм, голый расчет и равнодушие. Все это помогало выжить — в лагере, в колхозе, в конторе.

Часто возникает вопрос, как могут умные и образованные люди так преданно служить начальству, обслуживать откровенно малограмотных и недалеких вождей? Унижения такого рода всегда щедро компенсировались материальными благами и привилегиями. И разве не страх лишиться этих привилегий движет чиновниками всех уровней?

Привилегии советского времени невозможно сравнивать с положением нынешнего руководства и его обслуги, живущих на широкую ногу. Так в те времена у остальных граждан социалистического государства не было ничего! И никакой возможности купить то, что им нужно! Потерять право пользоваться «столовой лечебного питания», которая на протяжении многих десятилетий снабжала советскую номенклатуру продуктами хорошего качества (не принадлежавшие к номенклатуре в принципе не видели таких продуктов), как и возможность лечиться в Лечебно-санитарном управлении Кремля, было настоящим горем для чиновника и его семьи…

«В разряд космополитов попали многие литературоведы, критики, переводчики, — и мы не смогли их защитить, — вспоминал главный редактор издательства «Художественная литература» Александр Пузиков. — Мы понимали несправедливость указаний, идущих сверху, но мы молчали — и потому становились соучастниками этой позорной травли.

Конец сороковых — начало пятидесятых…. Время шпиономании, доносов, слежки! Мы почти физически ощущали, что кто-то слушает нас, присматривается, наблюдает. Никто не чувствовал себя защищенным от бед, от страшных внезапных обвинений, арестов, ссылок. Люди не просто исчезали — они исчезали с клеймом позора, оказывались в худшем положении, чем прокаженные. Страх обволакивал всех, снизу доверху. Страх был демократичен. Он преследовал всех — и тех, кто был внизу, и тех, кто наверху, от стрелочника до наркома. К страху привыкали, пытались уверить себя, что это за другими волочится какая-то вина, мы же чисты, к нам не придерешься».

Поскольку «антипатриотическую группу критиков» подобрали почти из одних евреев, то кампания приобрела политическое звучание. Это был сигнал к поиску внутренних врагов. От этой идеологической секции пролегла дорога к намечавшейся Сталиным новой кровавой кампании.

Началась разработка еще одной линии — еврейской.

25 июня 1949 года политбюро приняло решение о политических ошибках первого секретаря Еврейской автономной области Хабаровского края Александра Наумовича Бахмутского и председателя облисполкома Михаила Евелевича Левитина. В чем их обвиняли?

«Примиренчески относились к фактам проявления буржуазного национализма, в результате чего в идеологических учреждениях области длительное время орудовала группа националистов, пропагандировавшая в области сионистско-националистические взгляды, способствовали распространению проамериканских и буржуазно-националистических настроений среди некоторой части населения области, не дали правильной политической оценки многочисленным частным связям граждан Еврейской автономной области с Америкой как каналу проникновения вражеской пропаганды».

Александр Бахмутский, бывший слесарь завода «Серп и молот», был приговорен к расстрелу. Смертную казнь заменили 25 годами тюремного заключения. Столь же жестокие приговоры вынесли другим руководителям Еврейской автономной области.

28 ноября 1948 года Сталин подписал секретное решение бюро Совета министров — «Еврейский антифашистский комитет немедля распустить, органы печати этого комитета закрыть, дела комитета забрать». На следующий день сотрудники Министерства госбезопасности провели обыск в помещениях комитета, забрали всю документацию, здание опечатали.

Судебный процесс по делу Еврейского антифашистского комитета, созданного в сорок первом году для борьбы с нацизмом, должен был показать, что все евреи — американские шпионы и работают на заокеанских хозяев. Но процесс пришлось сделать закрытым, потому что обвиняемые шпионами себя не признали: актер Вениамин Зускин, академик Лина Штерн, писатели Перец Маркиш, Лев Квитко, Семен Галкин, Давид Гофштейн, главный врач Боткинской больницы Борис Шимелиович, бывший член Н,К ВКП(б) и заместитель министра иностранных дел Соломон Лозовский…

Арестованных били. Некоторые умирали прямо в тюрьме. Следствию нужно было что-нибудь серьезное — подготовка покушения на Сталина, шпионаж, диверсии, а эти люди, даже когда их били, ничего такого придумать не могли. Они играли в театре, писали стихи, лечили больных.

Занимались ими отборные кадры Министерства госбезопасности. Полковник Комаров, позднее арестованный, напоминал о своих заслугах: «Особенно я ненавидел и был беспощаден с еврейскими националистами, в которых видел наиболее опасных и злобных врагов. Узнав о злодеяниях, совершенных еврейскими националистами, я исполнился еще большей злобой к ним и убедительно прошу вас, дайте мне возможность со всей присущей мне ненавистью к врагам отомстить им за их злодеяния, за тот вред, который они причинили государству».

Следователи были уверены в изначальной вине евреев, в их природной склонности к совершению преступлений, в готовности предать родину. Это объяснил им Сталин. Они действовали по его личному указанию. Это был этнический судебный процесс. Судили не за преступление, а за происхождение.

Сидевшие на скамье подсудимых известные актеры, писатели, врачи не участвовали в подготовке террористических актов против товарища Сталина, не занимались шпионажем и даже не вели антисоветской пропаганды. Председатель Военной коллегии Верховного суда генерал-лейтенант юстиции Александр Александрович Чепцов уличал подсудимых в желании писать на родном языке, издавать книги на идиш, иметь свой театр и ставить в нем еврейские пьесы, сохранить школы с преподаванием на еврейском языке.

Генерал Чепцов упрекал одного из подсудимых:

— Зачем коммунисту, писателю, марксисту, передовому еврейскому интеллигенту связываться с попами, раввинами, мракобесами, консультировать их о проповеди, о маце, о молитвенниках, о кошерном мясе?

Малограмотный следователь, увидев, что писатель Абрам Коган правит ошибки в тексте собственного допроса, избил его: знает, подлец, русский язык, а пишет на еврейском! Забота о национальной культуре признавалась вредной и антипатриотичной.

Генерал-лейтенант юстиции Чепцов быстро и без колебаний выносил смертные приговоры по делам, подготовленным следователями Министерства госбезопасности. Но когда по решению ЦК был устроен двухмесячный процесс над руководителями Еврейского антифашистского комитета, подробные допросы обвиняемых показали, что нет вообще никаких доказательств вины подсудимых.

Несмотря на пытки и издевательства, далеко не молодые и не очень здоровые люди явили образец силы духа и мужества. Генерал Чепцов даже проникся уважением к подсудимым, «усомнился в полноте и объективности расследования». Завел разговор с министром Игнатьевым. Тот ответил, что дело вел Рюмин, а ему все верят.