Книга Трибуле - Мишель Зевако

Неужели его страшный взгляд не заставит отступить посетителя, осмелившегося проникнуть в эту полную тайн комнату? Но нет. Неизвестный не знал ни страха, ни колебаний.

На его губах играла заискивающая улыбка. Он привык бывать в этой комнате. Он привык к страшной интимности месье де Монклара. Он имел право на добрый прием. Сколь скромен он ни был, но не раз оказывал услугу главному прево. Разумеется, он не мог называться другом. Это был сообщник.

– Тит Неаполитанец! – встретил его Монклар.

Странной личностью был этот Тит!

Он приехал из Италии несколько лет назад и поселился недалеко от Лувра. Его небольшая лавчонка с несколькими пучками трав, подвешенных к палке над входом, не переставала привлекать внимание прохожих. Любопытные спрашивали у владельца, что значат эти пучки.

Тит отвечал, что привез их из очень далеких стран. Эти травы, по его словам, вылечивали ото всех болезней.

После подобных заявлений в лавке Тита несколько недель толпились покупатели. Потом лавка опустела…

Несколько раз Тит менял травы, служившие ему вывеской. Но никто больше в лавке ничего не покупал.

От травяной вывески бежали, как от чумы. И не только потому, что травы не вылечивали. Тит торговал еще одним товаром, отпугивающим покупателей: он продавал смерть. Об этом донесли главному прево, и тот приказал привезти коммерсанта к себе.

О чем говорили между собой эти два человека, никто никогда не узнает. Но Тит после беседы вернулся в свою лавку улыбающимся, и его больше не беспокоили.

Возмущение парижан вылилось в другую форму мести. На лавочника шикали, лупили его палками, бросали в него камни. Тит не жаловался. Он ждал.

Тем временем на детишек того квартала, в котором была лавка Неаполитанца, напала странная болезнь. Самые знаменитые доктора не знали, что это за недуг. Трое ребятишек умерли от эпидемии.

Тогда знахаря оставили в покое.

Впрочем, лавка его теперь открывалась очень редко. Это если говорить про дневное время. Ночами же соседи время от времени слышали осторожный стук в окошко. Тит смотрел в дверной глазок и сейчас же открывал.

Визиты ночных клиентов, несомненно, приносили прибыль, потому что, по слухам, Тит относил немалые суммы банкирам.

Низкорослый, тощий, неопределенного возраста, с черными лоснящимися волосами, скошенным лбом, гладко выбритым лицом, с глазками, одновременно и сверлящими, и бегающими, с тонким костистым носом, с искривленным бедром, Тит Неаполитанец казался бы смешным, если бы он не был так страшен.

Столкнувшись с ним, люди чувствовали себя так, словно оказались перед одной из злых сил природы.

– Не помешал, месье главный прево? – спросил Тит.

– Ни в коем случае, Тит. Ты ведь всегда приносишь мне новости.

– Сегодняшняя новость очень важная.

Он говорил, растягивая слова. Стороннему наблюдателю могло показаться, что итальянец продает свои слова на вес золота.

– Ну, говори.

– Этой ночью я принял очень странного посетителя. Его визит оказал честь моей скромной лавке.

– Кто-небудь из дворца?

– Некто из могущественных персон при дворе, имевших, по крайней мере, совсем недавно большое влияние.

Месье де Монклар больше не задавал вопросов. Он размышлял. Таково было одно из немногих его развлечений: раскрыть тайну, на след которой его наводил итальянец.

– Совсем недавно… Женщина?

– Женщина.

– Мадам герцогиня д’Этамп?

– Мудрость вашего превосходительства восхитительна! – пришел в восторг итальянец.

– И чего же хотела герцогиня?

– Вы знаете, месье, что мадам де Сент-Альбан уже три дня находится в тюрьме. Ее отправили туда за необъяснимое исчезновение… Но оставим это. Итак, герцогиня д’Этамп захотела послать несколько фруктов мадам де Сент-Альбан, чтобы подсластить ее заключение…

Месье де Монклар резко дернулся.

Скажем сразу, что само желание отправить посылку его ничуть не удивило. Он слишком много знал о придворной дружбе, с которой расстаются таким простым и трагическим образом. Его заинтересовала причина, заставившая герцогиню д’Этамп отделаться от мадам де Сент-Альбан.

– Герцогиня больше ничего не говорила?

– Ничего. Она только пожелала, чтобы посылка была готова сегодня же.

– Ты обещал выполнить пожелание?

– Обещал.

– И что теперь?

– А теперь, месье главный прево, я пришел просить у вас совета.

Месье де Монклар едва заметно улыбнулся.

– А без моего совета тебе не хватает смелости?

– Не хватает, и с того самого дня, как я поступил на службу к вашему превосходительству.

Главный прево задумался, взвешивая последствия своих слов. Если он запретит передачу, то спасет мадам де Сент-Альбан, которую он не терпел. Если разрешит, то получит сильное оружие против герцогини д’Этамп, о побуждениях которой он рано или поздно узнает.

– Тит, – сказал он строгим голосом, – я не в праве выступать против распоряжений герцогини д’Этамп… Пошли фрукты.

– Ах, эта добрая мадам де Сент-Альбан! – сочувственно произнес итальянец.

Таково было его надгробное слово старой придворной даме.

Месье де Монклар заметил, что Тит все еще не ушел.

– Есть еще новости?

– Ваше превосходительство догадался. Новость не такая серьезная: я нашел месье де Сансака.

– О!

– Он ранен и изуродован. Он скрывается в каком-то домишке в Венсене.

– Скрывается? – удивился месье де Монклар.

– Месье де Сансак очень тщеславен, пожалуй, даже фатоват. Ему клинком распороли лицо от подбородка до лба. Вид отвратительный…

– Король будет очень огорчен, – равнодушно сказал главный прево. – Дуэль?

– Драка, и даже засада.

– На месье де Сансака?

– Нет, это месье де Сансак находился в засаде.

– Объясни.

– Месье де Сансак и восемь или десять наемников вздумали поколотить одного молодого человека, который не понравился месье де Сансаку. Молодой человек защищался очень хорошо.

– Тебе известно его имя?

– Ваше превосходительство его тоже знает, вам будет неприятно узнать, что этот юноша вышел из потасовки целым и невредимым.

– Так скажи же его имя.

– Манфред!.. Если только это не был Лантене.

– Лантене! – глухо отозвался месье де Монклар.

Кровь слегка прилила к его лицу.

– Что-то слишком часто он попадается на моем пути, – пробурчал де Монклар. – Я не жалею, чтобы этот Манфред остался целым и невредимым. Я поймаю его и прикажу колесовать живьем.