Книга Кибервойны ХХI века. О чем умолчал Эдвард Сноуден - Владимир Овчинский

В ходе кризиса не только не уменьшилось, но и упрочилось господство финансовой элиты в мировой глобальной экономике. Это пятая ключевая черта, характеризующая как докризисный мир, так и новую реальность. Суть дела наиболее полно раскрывает работа исследователей Федерального института технологий в Цюрихе. Они изучили данные по 37 млн. наиболее крупным предприятиям и компаниям мира. При этом, следует иметь в виду, что восемь тысяч крупнейших корпораций производят по данным McKinsey около 90 % мирового ВВП. Выяснилось, что 40 % всех компаний контролирует 147 корпораций. Причем, указанные 147 корпораций, в конечном счете, находятся под контролем 40 крупнейших структур, из которых 29 относятся к финансовому сектору, и представляют собой либо банки, либо инвестиционные и другие фонды. Т. е. одна миллионная доля компаний контролирует всю глобальную экономику. Причем, есть все основания полагать, что контроль за ключевыми финансовыми институтами осуществляется хотя и большим, но ограниченным кругом групп, семей и кланов.

Внимательный анализ отмеченных выше черт послекризисного мира, показывает, что кризис не только не решил и даже не сгладил, а, наоборот, обострил противоречия, свойственные докризисной глобальной экономике.

Особый интерес представляет выделение новых черт, проявившихся уже в посткризисный период, и по сути выступающих главными драйверами складывающейся на наших глазах реальности.

Во-первых, сегодня для США, Японии и Западной Европы как о свершившемся факте можно говорить о наличии как минимум трех экономических укладов и методов их регулирования. Прежде всего, это клановый, дружеский, бандитский или блатной капитализм. Этот уклад базируется на прямых и обратных связях по конвертации власти и собственности через финансовые ресурсы. По сути, на формировании нового явления для капитализма — появлении новой субстанции — «власть собственности», пользуясь термином А. Фурсова. Т. е. власть превращается в финансы, а затем в собственность и наоборот. Лучшим подтверждением этого является деятельность ФРС. Согласно частичному аудиту, в период кризиса ФРС передала в обмен на токсичные активы, либо предоставила фактически на беспроцентной основе более 16,3 трлн. долларов крупнейшим американским и международным банкам. Об этом можно прочитать на с. 131 материалов аудита ФРС, опубликованных на сайте сенатора Б. Сандерса. Из них более 3 трлн. долларов, как признала ФРС в результате расследования агентства Bloomberg, составили долгосрочные беспроцентные кредиты, т. е. фактически даровые деньги. Следует отметить, что этот процесс продолжается без перерыва вот уже пятый год в виде так называемых мер по количественному смягчению, или QE. Совокупные его размеры значительно превышают на сегодняшний день 3 трлн. долларов. Причем 10 % от этой суммы составляют прямые спекулятивные доходы первичных банков-дилеров, т. е. тех крупнейших финансовых институтов, которые контролируют американскую и глобальную экономику.

Второй уклад можно охарактеризовать как государственно-монополистический, программно-сетевой уклад. В его рамках действуют крупнейшие ТНК, особенно из военно-промышленного, биотехнологического, информационного и иных технологических кластеров. В рамках этого уклада опять-таки практически не действуют рыночные методы регулирования. Перераспределение средств осуществляется через государственный бюджет, в виде госзаказов, подрядов и контрактных программ. Несомненными лидерами в этом укладе являются США, Германия и Франция. В э тих странах через государственный бюджет перераспределяется от 55 % — во Франции до 41 % ВВП — в США. Причем размеры финансирования государственных программ, выполняемых частными подрядчиками, главным образом в высокотехнологической сфере выросли за посткризисный период в США, Западной Европе и Японии. Например, в США они составляют в настоящее время более 200 млрд. долларов в год.

Таким образом, собственно рыночные отношения и соответственно традиционные методы формирования капитала продолжают действовать в основном для среднего и малого бизнеса в средне- и низкотехнологичных отраслях, производящих в основном товары и услуги для населения, а также в сырьевом секторе.

Свободного рынка частных производителей и традиционного капитала, о которых грезят либералы, на Западе больше не существует. В посткризисную эпоху там складывается совершенно иной, сложный строй, в котором представлены уклады с разными методами регулирования и развития, которые находятся между собой в состоянии симбиоза и конфликта одновременно. Правительства и центральные банки пытаются «в ручном режиме» отрегулировать взаимодействия между этими противоречивыми укладами.

Во-вторых, драйвером новой реальности является финансово-кредитная политика, осуществляемая центральными банками и, прежде всего, ФРС, как главным эмиссионным и финансовым институтом мира.

Главная ошибка подавляющего большинства прогнозистов и состояла в том, что анализируя политику центральных банков, проводящих последние несколько лет согласованную эмиссию, они, мысля в рамках докризисного периода, уверенно предсказывали гиперинфляцию, либо катастрофу доллара. Однако, ни первого, ни второго пока не произошло.

Сложилась парадоксальная ситуация. Только ФРС в рамках QE 1,2,3 провела на сегодняшний день эмиссию более 3 трлн. долларов. При этом, инфляция не превышает 1 %. Сходная картина складывается в Европе и в Японии, где центральные банки также проводят масштабные эмиссии при отсутствии инфляции.

Как это могло произойти? В новой реальности финансово-денежная политика носит не рыночный, а программный характер и строится на основе не законов свободного рынка, а соглашений между эмиссионными центрами, правительствами, крупнейшими банками и корпорациями.

Анализ статистических данных за 2008–2013 гг. показывает, что основная сумма средств, влитых в экономику, пошла на финансовые рынки и на финансирование государственных расходов, а значит, в немалой степени на осуществление программ, ориентированных на высокотехнологичные сектора экономики. Причем, распределение средств между финансовыми рынками перестало носить свободный рыночный характер. Имеется достаточно много фактологических подтверждений того, что последние пять лет центральные банки фактически согласуют с первичными дилерами, т. е. крупнейшими банками и финансовыми институтами, направления расходования выделяемых в процессе эмиссии средств.

Главным направлением являются рынки ценных бумаг. Среди этих рынков первенство принадлежит рынкам государственных ценных бумаг, в первую очередь, США, а также фондовому рынку, где без сомнений и вполне регулируемо надувается новый пузырь. Именно с тем, что деньги направляются, прежде всего, на рынок финансовых активов в виде акций и связаны рекордные показатели индексов DJ, Nasdaq и проч. Т. е. фактически инфляция доллара, евро и иены происходит весьма заметными темпами, но происходит она в отношении активов, т. е. цены акций, облигаций и т. п. Это парадоксальным образом ведет к увеличению богатства обладателей этих активов. Дело в том, что в новой реальности произошло полное размежевание рынков реальных товаров и услуг и рынков финансовых активов. За счет роста богатства, полученного на основе стремительного подорожания финансовых активов, резко возрастают возможности прямых инвестиций и осуществления операций по приобретению капитальных активов на внебиржевых рынках или на биржевых рынках, где операции осуществляются по предварительному согласованию.