Книга Круглосуточный книжный мистера Пенумбры - Робин Слоун

У них что-то около семисот миль полок. Все на складах.

– Кхм.

Ерунда какая-то.

– Но зачем, если никто этого никогда не увидит?

– Задача музеев – сохранять ценности для потомков, – фыркает Табита. – У нас есть хранилище с особым температурным режимом, полное рождественских свитеров.

Ну а как же. Знаете, я не в шутку начинаю думать, что весь мир – это лишь мозаика из разных безумных сект, у каждой из которых свои потайные подземелья, свои архивы, свои законы.

В обратном поезде на Сан-Франциско я пишу на телефоне три коротких сообщения.

Первое Деклу: «Кое-что нащупал». Второе Нилу: «Можно одолжить твою машину?» И последнее – Кэт, из одного слова: «Привет».

Буря

Объединенные универсальные долгосрочные хранилища – длинный, низко расположенный серый отрезок по обочине хайвэя на самом выезде из Энтерпрайза, штат Невада. Вкатываясь на их длинную стоянку, чувствую, как подавляет эта безликая масса. Воплощенная и оформленная тоска промзоны, но, по крайней мере, она таит в себе сокровища. «Эпплбиз» тремя милями дальше по дороге такой же депрессивный, и там ты точно знаешь, что тебя ждет внутри.

В «Объединенные хранилища» я попадаю через металлодетектор и рентген, а потом меня еще обхлопывает охранник по имени Барри. Сумку, куртку, бумажник и мелочь из карманов – все конфискуют. Барри проверяет, нет ли ножей, скальпелей, шил, зубочисток, ножниц, кисточек и ватных палочек. Оценивает длину ногтей, затем заставляет надеть розовые резиновые перчатки. Наконец, он облачает меня в белый пластиковый комбинезон с резинками на запястьях и встроенными бахилами. Вступаю в сухой и прозрачный воздух хранилища обработанным до полной инертности: не могу ни скоблить, ни царапать, ни тереть, ни реагировать с любым физическим веществом в известной нам части Вселенной. Кажется, я все-таки могу что-нибудь лизнуть. Удивительно, что Барри не залепил мне рот скотчем.

Черил встречает меня в узком коридоре, ярко освещенном люминесцентными лампами, перед дверью, на которой тонкими черными буквами выписано по трафарету: «Поступления/списания». Выглядит так, будто имеется в виду «Горячая зона реактора».

– Добро пожаловать в Неваду, дорогуша!

Она машет рукой и одаряет меня широкой улыбкой, от которой щеки у нее собираются в складки.

– До чего же приятно увидеть здесь новое лицо.

Черил – дама средних лет с копной черных кудрей. Одета в зеленый кардиган с четким зигзагообразным узором и блекло-голубые мешковатые джинсы – никаких скафандров. На шее шнурок с со служебным бейджиком, и фото на нем выглядит лет на десять моложе.

– Ну вот, дружок. Это бланк межмузейного трансфера.

Черил протягивает листок хрустящей зеленоватой бумаги.

– А это ордер на вывоз.

Другой листок, на сей раз желтый.

– И надо расписаться тут.

Розовый бланк.

Черил переводит дух. Чуть хмурит лоб и продолжает.

– Теперь вот что, радость. Ваше заведение не прошло национальной аккредитации, поэтому вынос и передачу мы тебе обеспечить не можем. Правила запрещают.

– Вынос и передачу?

– Так что извини.

Черил вручает мне Айпад прошлого поколения в корпусе из шипованной резины.

– Но вот тут карта. У нас теперь есть эти милые планшетики.

Она улыбается.

На экране узкий коридорчик (Черил тычет в него пальцем – «Видишь, мы вот здесь»), который упирается в огромный пустой прямоугольник.

– А это хранилище, вот досюда.

Черил поднимает руку, на которой бренчат браслеты, и показывает вдоль по коридору в сторону широких двустворчатых дверей.

На одном из бланков – желтом – написано, что пуансоны Gerritszoon находятся на полке ЗУЛУ-2591.

– И где их там искать?

– На самом деле, милый, трудно сказать, – отвечает она. – В общем, увидишь.

Здешнее хранилище – самое удивительное место, какое я когда-либо видел. А учтите, что я не так давно работал в вертикальном книжном магазине, а совсем недавно посетил тайную подземную библиотеку. Еще учтите, что в детстве я побывал в Сикстинской капелле, а в научном лагере нас возили на экскурсию на ускоритель элементарных частиц. Но склад в Неваде переплюнул всех.

Потолок расположен высоко, ребристый, будто в самолетном ангаре. Внизу лабиринт высоких металлических стеллажей, заставленных коробками, банками, ящиками и лотками. Ничего особенного. Но стеллажи – все полки движутся.

На секунду меня замутило, потому что перед глазами все плывет. Все мерцает и копошится, будто ведро с червями: то же самое переплетающееся движение, за которым не уследить. Стеллажи установлены на толстых дутых колесах и умело ими пользуются. Передвигаются короткими сдержанными толчками, потом вольно катятся по свободным участкам пола. Уступают дорогу, любезно пропуская друг друга; сбиваются в компании, формируя длинные караваны. Жуть. Натуральный «Ученик чародея».

Потому и карта на айпаде пуста: хранилище постоянно переустраивается.

В ангаре темно, с потолка ничего не светит, но у каждого стеллажа сверху вертится и моргает небольшая оранжевая лампочка. Этот свет отбрасывает странные летучие тени, сопровождающие сложные миграции стеллажей. Воздух сухой – это уж точно. Я облизываю губы.

Мимо со свистом проносится стеллаж, нагруженный стойкой с длинными копьями и пиками. Закладывает резкий вираж – копья дребезжат, – и я вижу, что он направляется к широким воротам в дальней стене. Там темноту чуть рассеивает холодный голубой свет, и группа людей в комбинезонах, как у меня, снимает с полок коробки, сверяется с записями в планшетах и уносит коробки с глаз долой. Стеллажи стоят в очереди, будто школьники, – толкаясь и приплясывая, закончив процедуру у белых комбинезонов, откатываются прочь и снова вливаются в лабиринт.

Здесь, в самом крупном и современном к западу от Миссисипи хранилище, обслуживающем сектор исторических развлечений, не ты находишь артефакты. Они тебя находят.

Айпад мигает в моей руке, показывая в центре зала голубую точку, обозначенную как «Зулу». Что ж, уже что-то. Наверное, это индекс маячка. Или магическое заклинание.

На полу у меня под ногами нарисована широкая желтая линия. Ступаю на нее одним носком, и все стеллажи поблизости вихляют, отскакивая в сторону. Отлично. Они видят, что я тут.

Тогда я неспешно вхожу в Мальстрем. Некоторые стеллажи не сбавляют хода, но изменяют траектории движения, объезжая меня спереди или сзади. Я иду размеренно, медленным решительным шагом. Толкущиеся вокруг стеллажи проплывают мимо, как парад диковин. Тут громадные вазы, расписанные синим и золотым, связанные и укутанные в поролон; стеклянные цилиндры с бурым формалином, в котором едва виднеются колышущиеся щупальца; зеленовато рдеющие в темноте бруски кристаллов, торчащие из грубого черного камня. На одном из стеллажей ничего кроме живописного полотна двухметровой высоты: портрета какого-то сурового воротилы с тонкими усиками. Кажется, что, откатываясь прочь, он следит за мной взглядом.