Книга Финт - Терри Пратчетт

– Ммм, Финт, не знаю доподлинно, что ты там поделывал прошлой ночью, но думается мне, я догадываюсь – а ты ведь знаешь, что Соломон и сам не вовсе обделен мудростью, – что ты надумал свести с кем-то счеты. И хотя ты знаешь, что я не терплю, ммм, воровства в любых его проявлениях, я тут потолковал с Богом, и он со мною согласился, что в подобных обстоятельствах ты мог бы и особняк поджечь.

Финт смущенно потупился – и признался:

– Вообще-то, Сол, я и впрямь подпалил конюшни, там ведь стояла эта треклятая карета.

Соломон горестно поморщился.

– Ммм, надеюсь, ты всех лошадей вывел.

– А как же, – подтвердил Финт.

– И, ммм, в конце-то концов, что такое драгоценности? – оживился старик. – Просто блестящие камушки. У тебя, кстати, глаз – алмаз. Превосходный выбор, просто превосходный. Но смею заметить, некоторые из этих шифров и кодовых книг весьма заинтересовали бы правительство; тут на нескольких языках изложено такое, что в одних кругах причинило бы немалый ущерб, а в других – вызвало бы великую радость.

Все, что смог в этот момент выговорить Финт, это:

– Ты… не возражаешь? – и: – Ты это все умеешь прочесть?

Старик высокомерно воззрился на него.

– Ммм, я читаю на большинстве европейских языков, за исключением, пожалуй, валлийского, который для меня чуток трудноват. Один из этих документов – копия донесения касательно царя Всея Руси, который, ммм, по-видимому, пошалил немного с супругой французского посла… вот так так! – хорошенькие дела! – интересно, что произойдет, если об этом узнают и другие? Финт, если не возражаешь, думаю, оно неплохо было бы, кабы кто-нибудь вроде сэра Роберта получил доступ к этим потрясающим сведениям, а это всего лишь одна из многих подробностей, представляющих немалый интерес для правительства Ее Величества. Я таки позабочусь о том, чтобы он получил эти документы, ммм, сколь можно более негласным образом.

Соломон помолчал.

– Безусловно, я не вижу повода сообщать ему о драгоценностях. Кстати, их тут – воистину златые горы, одних только рубинов на огромную сумму. Королевский выкуп, я бы сказал. Или, может статься, подарок от принца и его отца, ммм? Как ты знаешь, я скупкой краденого не занимаюсь, но, сдается мне, среди моих знакомых найдется один-два, кто бы помог нам сбыть эти камешки с рук, и я уверен, что таки смогу выговорить очень приемлемую цену. Всенепременно; они ведь ходят в синагогу, как и я, а рано или поздно любой человек вынужден заключить сделку с дьяволом, в каковых обстоятельствах Бог склонен помочь человеку хорошую цену выторговать. Полной стоимости ты, понятное дело, не получишь, но, думаю, после того, как я проведу переговоры, ты составишь себе второе состояние. Скажем, как приданое для твоей юной дамы?

Соломон вытащил из стопки один из документов.

– И, ммм, я бы попросил у тебя, друг мой, позволения забрать вот эту бумагу касательно царя: очень может быть, что в один прекрасный день я ею воспользуюсь, когда представится случай, тем более если еще жив мой молодой друг Карл… Ммм, и, между прочим, в другой пачке содержится порочащая информация об одном из членов нашего собственного королевского семейства… Пожалуй, лучше бросить этот документ в огонь… – Соломон призадумался. – Нет, пожалуй, я лучше сохраню его в надежном месте, ммм, чтоб он никогда не попался на глаза врагам отечества, – он снова усмехнулся. – Безусловно, джентльмены вроде нас такими вещами не занимаются, как можно, но порою иметь в запасе рычаг влияния таки очень даже полезно.

С этими словами старик бережно убрал и украшения, и бесценные документы куда-то в недра своего вместительного пиджака и обернулся к верстаку. Финт сидел и глядел в пространство. Интересно, а если поместить Соломона в комнату, битком набитую законниками, многие ли из нее выберутся и в каком состоянии выползут за порог?

Финт решил не упускать возможности.

– Соломон, – попросил он, – а ты не мог бы для меня кое-что сделать? Расплавить немножко золотишка из моего улова и смастерить золотое кольцо? С приличным рубином там? И может, еще брильянтиками оттенить – этак россыпью?

Соломон поднял взгляд.

– Ммм, я ж со всем моим удовольствием, Финт, и возьму недорого. – Глядя на выражение Финтова лица, старик расхохотался от души. – Право же, друг мой, хорошего ты обо мне мнения! Я ж просто пошутил; уж и пошутить нельзя? – И добавил: – Ммм, а может статься, ты еще гравировку сделать захочешь? – Старик хитро сощурился. – Что-нибудь, имеющее отношение к юной даме? А слова мы потом придумаем.

Финт покраснел.

– Ты мысли читаешь, да?

– Ммм, разумеется! Равно как и ты сам; единственная разница в том, что у меня в этом деле больше опыта: я столько мыслей на своем веку перечитал, а уж какие заковыристые да запутанные среди них попадались!

Финт отступил на шаг.

– Я прежде никогда тебя не спрашивал, но ты столько всего знаешь, ты столько всего умеешь. Так почему ты тратишь время на возню с поломанными украшалками да часами и все такое здесь, в трущобах, когда ты мог бы много чем другим заняться?

И Соломон ответствовал:

– Вопрос сам по себе заковыристый, но сдается мне, ответ ты, по сути дела, знаешь и сам, ммм? Я наслаждаюсь любимым делом и получаю неплохую компенсацию. То есть поясняю специально для тебя, деньги – за то, что доставляет мне немалое удовольствие. – Он вздохнул и продолжил: – Но, наверное, главная причина все-таки в том, что быстро бегать я разучился, а смерть, она такая окончательная.

Последняя фраза заставила Финта резко выпрямиться. Но это был призыв к оружию и начало отсчета: часы затикали, теперь Финт был человек занятой, не то что прежде; теперь все решало время, так что одевался он в спешке.

Действовать приходилось с оглядкой; Финт доверял многим, но, сами понимаете, есть разные степени доверия: кому-то он доверил бы шестипенсовик, а кому-то и жизнь. Последних было немного, и злоупотреблять их благожелательностью, пожалуй, не стоило, потому что:

а) благожелательность, если часто ею злоупотреблять, со временем изотрется; и б) никому не следует знать лишнего о Финтовых делах.

И вот он снова направился к ларьку Мари-Джо: наверняка она в этот час не слишком занята, потому что большинство ее покупателей сейчас на улицах, пытаются заработать на обед попрошайничеством, воровством или – если другого выхода нет – так честным трудом. Но Мари-Джо была на месте, надежная, как колокольный звон в Боу, – так что и Финт, в свою очередь, показал себя человеком надежным и выплатил ей обещанные несколько шестипенсовиков за суп для малышни; и поскольку вокруг народу было немного и подслушивать вроде некому, он, понизив голос, рассказал Мари-Джо о своей надобности.

Отсмеявшись, она произнесла что-то по-французски, чего он не понял, а Финт признался:

– Мари-Джо, я не могу тебе сказать, зачем мне это надо.

Мари-Джо вгляделась в его лицо, снова рассмеялась: смотрела она так, как смотрят женщины определенного типа, имея дело с нахальным молодым джентльменом вроде Финта: Финт уже научился распознавать это выражение, поскольку посвятил его изучению немало времени в финтовском университете: осуждающее и снисходительное одновременно, в сложной пропорции. Глаза ее заискрились; Финт видел, что она для него что угодно сделает. Но, памятуя об этом, не следует просить слишком многого.