Книга Цвет любви - Кэтрин Тейлор

Если я улечу домой, существует призрачный шанс того, что наша интрижка постепенно забудется. Глупость, вполне простительная с учетом моей юности; со временем все порастет травой. Вот что нужно сделать. Это единственный разумный вариант.

Но мысль о том, что я уйду и никогда больше не увижу Джонатана, настолько болезненна, что кажется практически невыносимой. Я прокручиваю в голове слова Сары. Неужели это правда и я действительно значу для него больше, чем он готов признать?

Я видела, каким нежным он может быть, потому что с Сарой он нежен. Он вступается за людей, с которыми работает, ему они небезразличны, о чем недвусмысленно свидетельствует проект в Хакни. Так почему же он отказывается от отношений? Почему никому, кроме его сестры и Александра, не дозволяется подходить близко? Для этого должна быть причина, но, очевидно, он скрывает ее даже от тех, кого любит.

Если я вернусь к нему, для меня все станет еще хуже, чем было, и я это знаю. Ведь я понятия не имею, что он сделает, на сколько он разрешит мне остаться и разрешит ли вообще. Даже его собственная сестра не может с чистой совестью мне этого посоветовать. Все предостерегают меня, и он сам делал это неоднократно.

Я глубоко вздыхаю.

Значит, от Джонатана действительно лучше держаться подальше. Вычеркнуть его из своей жизни, поступить так же, как поступает он со мной и, очевидно, многими другими, кто оказывается к нему слишком близко. Но я просто не знаю как.

Черное такси останавливается на светофоре.

— Я передумала, — говорю я водителю, который глядит на меня с удивлением. — Я хочу поехать в другое место.

— И куда же мы направляемся, солнышко? — спрашивает он с сильным британским акцентом.

Глубоко вздохнуть.

— В Найтсбридж.

23

Найтсбридж расположен неподалеку от Мэрилебона, и мы не успели уехать далеко от госпиталя имени короля Эдварда VII, поэтому уже через четверть часа мы оказываемся на улице, в конце которой стоит городская вилла Джонатана. Я узнаю ее уже издалека — и фотографов, которые толпятся на тротуаре перед кованым забором. Их не так много, как перед зданием «Хантингтон венчурс», всего четыре или пять, но они все равно меня пугают.

— Остановите, пожалуйста!

Водитель останавливается и вопросительно смотрит на меня.

— И что теперь, мисс?

Мысли путаются, потому что внезапно до меня доходит: мое решение, если я приму его, как намеревалась, будет бесповоротным. Моя фотография перед зданием компании значит немного. Она не подтверждает мою интрижку с Джонатаном, я ведь там работаю. Но если меня сейчас сфотографируют у его дома, возврата больше не будет. Тогда слухи подтвердятся — и не важно, как отреагирует Джонатан. Как мне быть, если он не впустит меня или просто отошлет прочь?

Я в отчаянии закрываю глаза. «Зачем ты это делаешь, Грейс?» — спрашиваю я себя. Зачем я даю ему такую власть над собой?

Но это так. Я не могу оставить свои чувства к нему и уйти. Для этого он слишком много значит для меня, для этого уже слишком много всего произошло. Я должна выяснить, насколько близко подпустит меня к себе такой мужчина, как Джонатан, — и смогу ли я с этим жить. А это возможно, только если я сейчас выйду.

Сердце едва не выпрыгивает из груди, когда я прошу водителя подъехать к дому Джонатана. Я расплачиваюсь, а фотографы уже щелкают — папарацци обнаружили меня. Водитель смотрит на меня.

— Вы уверены, что мне не стоит ехать дальше? — спрашивает он.

Я качаю головой. «Теперь уже слишком поздно», — думаю я и выхожу. На этот раз меня ни о чем не спрашивают, очевидно, достаточно того факта, что я направляюсь к дому Джонатана. Или, возможно, я выгляжу настолько мрачно, что они не осмеливаются заговорить со мной.

Сделав несколько шагов, я оказываюсь у ворот, и фотографы и на этот раз не входят вслед за мной. Однако, направляясь к двери дома и нажимая на звонок, я слышу щелчки фотоаппаратов.

«Пожалуйста, будь дома», — мысленно умоляю я; ощущение того, что меня выставили на всеобщее обозрение, ужасно неприятно. Я даже не хочу представлять себе, что напишут в газетах завтра, если сейчас я уйду, несолоно хлебавши.

Но дома кто-то есть, я слышу приближающиеся к двери шаги. Я жду, волнуясь, и пугаюсь, когда вскоре дверь открывается и на пороге появляется женщина средних лет. На ней халат, в руке тряпка.

— Что вы хотели? — спрашивает она, и я вижу, как она бросает недоверчивый взгляд в сторону фотографов.

Я настолько растеряна, что поначалу не могу выдавить из себя ни слова. «Значит, у него все же есть домработница», — думаю я.

— Могу я видеть Джонатана… я имею в виду, мистера Хантингтона?

По лицу женщины пробегает тень узнавания, очевидно, она понимает, с кем разговаривает.

— Прошу, — отвечает она и отступает на шаг. — Входите.

Когда дверь закрывается и фотоаппараты остаются за ней, я перевожу дух и следую за домработницей на второй этаж, где находится кухня, которую я так хорошо помню. На каменном столе стоит ведро с водой, к рабочей поверхности прислонена швабра.

Женщина ведет меня еще выше, провожает через две просторные гостиные. У одной из дверей останавливается и стучит.

— Да? — Я слышу голос Джонатана, и по спине пробегают мурашки.

— К вам гости, — объявляет женщина, еще раз оглядывая меня с головы до ног.

Секундой позже дверь открывается, в дверном проеме показывается Джонатан. Очевидно, он не ожидал увидеть меня, на его лице явно отражается удивление.

— Грейс.

Я могу только смотреть на него и надеяться, что у меня не подкосятся ноги, — настолько огромное влияние оказывает на меня его вид. А ведь я не видела его всего лишь один день.

Воротник его черной рубашки расстегнут сильнее, чем обычно, небрежные джинсы подчеркивают мускулистые ноги. Волосы растрепаны, как будто он не один раз провел по ним рукой, на лице темная тень: сегодня он еще не брился. Он кажется усталым.

— Можно… можно поговорить с тобой? — неуверенно спрашиваю я.

Какой-то долгий миг он молчит, и я не решаюсь вздохнуть, но затем кивает.

— Можете идти, миссис Метьюс, — говорит он, обращаясь к женщине. — Вы мне больше не нужны.

— Как скажете, мистер Хантингтон, — отвечает она и, уходя, бросает на меня взгляд, в котором сквозит любопытство. Вскоре она исчезает на лестнице, и мы остаемся одни.

— Кто это был? — спрашиваю я, чтобы заполнить тишину между нами. Рядом с ним я вдруг начинаю страшно нервничать.

— Моя экономка, — отвечает он.

— Я и не знала, что она у тебя есть.

Он поднимает брови.

— Ты многого обо мне не знаешь. — Его лицо по-прежнему серьезно, ни следа улыбки, но глаза сверкают.