Книга Проклятие крови - Таня Хафф

Что она чувствовала? Полуложь? Его страх?

— Будешь ли ты здесь на рассвете? — Несмотря на то что случилось вечером, его ожидает еще один рассвет, и ему хотелось, чтобы Вики присутствовала при этом.

— Буду. — Слово прозвучало как торжественное обещание.

— Тогда передай привет детективу.

Женщина фыркнула.

— Стоит ли? — Внезапно ее голос смягчился. — Генри? Будь осторожен. — И она повесила трубку.

Ужас его постепенно утрачивал свою силу. Изумительно, как похоже прозвучало это «Будь осторожен» на «Я люблю тебя». Удерживая слова подруги и ее тон как талисман, вампир кивнул Тони, сдернул с вешалки пальто и исчез в ночи. Он обрел сомнительное утешение в сознании того, что, по крайней мере, не сходит с ума.

* * *

Множество заклинаний, над изучением которых он провел долгие годы, теперь следовало адаптировать к новому времени и месту. К сожалению, в культуре той страны, где он сейчас находился, оставалось весьма немного понятий, считающихся сакральными; он обнаружил, что найти замену некоторым священным символам будет не просто. Священного ибиса лишь до некоторой степени можно будет заменить его птичьим тезкой, ведь и клюв, и кровь, и кости ибиса являлись могучими факторами в магии. Почему-то он сомневался, что замена ибиса на пернатое существо, носящее название, например, «канадский гусь», сможет создать тот же эффект.

Внезапно он резко выпрямился в кресле и быстро обернулся к окнам. Ка, о которой он так мечтал, была снаружи — и совсем близко. Он вскочил на ноги и принялся быстро переодеваться в уличную одежду. Он прекрасно запомнил эту ка; найти ее теперь будет несложно.

Он не знал, как такой сверкающий свет мог скрывать от него свое присутствие в течение дня, но предполагал, что так или иначе вскоре этот вопрос выяснит.

* * *

Генри проследил запах до юго-восточного угла перекрестка Блуар и Квинс-парк-роуд, где след раздваивался: один шел на север, другой — на юг. Он долго размышлял над этим обстоятельством, после чего отряхнул колено, которым опирался на бетон, и прикинул, что следует делать дальше. Вампир знал, что ему хочется сделать: вернуться к Тони, сообщить ему, что не смог найти эту тварь, и заняться успокоением юноши, вместо того чтобы будить собственные страхи.

Однако так он не поступит. Он взял на себя ответственность за судьбу Тони. Чувство долга и честь послали его на охоту, и они же не могли позволить ему вернуться ни с чем.

За ночью последовал день, холодный и ясный, в такую погоду запах словно приникал вплотную к земле, и охотники едва успевали за гончими.

Его лучший друг, Генри Ховард, граф Суррейский, скакал с ним рядом, их лошади выскочили на замерзший дерн и шли голова в голову. Впереди, захлебываясь в лае, мчались шотландские борзые и, лишь едва опережая их, несся преследуемый зверь, в отчаянной попытке пытавшийся перегнать смерть, летевшую за ним по пятам. Генри не уследил точный момент, когда собаки набросились на него, но услышал вскрик почти человеческой боли и ужаса, и олень ударился грудью о землю.

Он резко осадил коня перед кипящей сворой рычащих собак, прорвавшихся между бьющими о землю копытами и вскинутыми рогами к могучему зверю, тогда как Суррей заставил своего скакуна продвинуться как можно ближе. Он привстал в стременах, резко наклонился вперед, взмахнул ножом, и струя крови задымилась в пронизывающе холодном ноябрьском воздухе.

— Зачем? — спросил он Суррея позже, когда зал заполнился запахом жареной оленины и они сидели, сбросив сапоги, греясь подле огня.

Красивые брови брата его сердца сошлись к переносью.

— Я не хотел, чтобы гибель такого великолепного животного прошла напрасно. Думал, что смогу посвятить ему поэму...

Его голос затих, и Генри продолжил его поддразнивать:

— Ну и как, написал ее?

— Да. — Насупившиеся брови теперь отражали сосредоточенность. — Но поэма оказалась слишком кровавой для меня, как мне кажется. Я хотел бы написать об охоте и оставить оленя живым.

Более чем четыреста пятьдесят лет прошли с момента этого разговора, но Генри Фицрой произнес те же слова, что и тогда:

— Охота всегда завершается смертью.

След, ведший на юг, почти прервался, затертый ногами прохожих. След на север оказался более отчетливым, по-видимому, по нему прошли несколько раз; вероятно, он вел в номер гостиницы и в обратном направлении. Вампир пересек Блуар, подошел к церкви на углу улицы и замер в столь полной неподвижности, что потокам воскресных ночных прохожих пришлось плавно обтекать его.

Он узнал приближающегося к нему темноволосого, темноглазого человека с крючковатым носом.

12

Генри, застыв без движения, ждал, пока другой человек приближался к нему. Он чувствовал себя кроликом, попавшим под огни фар автомобиля, полностью осознающим, что смерть неумолимо надвигается на него, но не способным сдвинуться с места. Солнце сияло все ярче и ярче перед его глазами до тех пор, пока он не попытался что-нибудь увидеть сквозь это ослепительное сияние.

«Я не могу справиться с этим...»

И затем внезапно Фицрой понял, с чем столкнулся. Существа, подобные ему, могли ощущать все разнообразие жизни вокруг себя не только по запаху и звукам, но также посредством особого чувственного восприятия, свойственного всем, кто охотится по ночам. То, что приближалось к нему, было жизнью, древней, не похожей ни на какую другую, с которой ему приходилось сталкиваться ранее, и солнце было не более чем символ, сотворенный исключительно для борьбы с ним.

«Я знал о его существовании с того момента, как он пробудился, причем особенно отчетливо чувствовал его присутствие в те моменты, когда был наиболее беззащитен. Великий Боже, он сводил меня с ума, почти довел до смерти всего лишь одним своим существованием».

Нахмурив брови и стиснув зубы, вампир боролся, стараясь оттеснить эту враждебную жизнь с авансцены своего сознания, и наконец ему удалось вытолкнуть тварь на задний план и затянуть дымкой бьющий от нее свет, хотя он и не смог полностью погасить его. Свет присутствовал теперь лишь как фон для всего, что происходило, но, по крайней мере, он его больше не ослеплял.

Ночь возвратилась. Генри моргнул и понял, что тонет в темно-коричневых глубинах радужных оболочек глаз, настолько бездонных, что они казались абсолютно черными. И только перед тем, как эта тьма сомкнулась над ним, отчаянным усилием воли ему удалось высвободиться.

— Я не беспомощный ягненок, предназначенный на заклание!

* * *

Сила воли стоящего перед ним юноши полностью отразила заклинание поглощения и раздробила его на части. За все столетия, минувшие с тех пор, как бог сделал его таким, каков он ныне, он никогда не встречал столь мощной и грубой силы.