Книга Лев в тени Льва - Павел Басинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О свадьбе сына великого писателя и дочери знаменитого врача писали все шведские газеты. Но Льва Николаевича и Софьи Андреевны на свадьбе не было. Вероятно, главной причиной было плохое состояние здоровья обоих. Но был и еще один щепетильный момент, который этому способствовал.
Живя в Швеции и общаясь с семьей невесты, Лев Львович не мог не сравнивать две семьи, свою и пока чужую. Не мог он не сравнивать и двух выдающихся людей своего времени – Толстого и Вестерлунда. И конечно, сравнение сейчас шло не в пользу первого. Будем говорить прямо: отец стал причиной болезни Льва Львовича, а тесть спас его от смерти. Рано или поздно Толстой должен был встретиться с Вестерлундом и выразить благодарность за спасение сына. (Так это и случилось позднее.) Но все-таки не в ситуации шведского национального торжества.
Бракосочетание Толстого-сына и Доротеи Вестерлунд состоялось 15 мая (27 мая по европейскому стилю) 1896 года в Стокгольме. Венчались дважды – по православному и лютеранскому обрядам, сначала в храме Преображения Господня при российском посольстве, а затем в гостинице Rydberg, названной в честь скончавшегося год назад шведского писателя Абрахама Виктора Рюдберга, которого пытался переводить Лев Львович. Посаженным отцом был чрезвычайный и полномочный посол России в Швеции и Норвегии Иван Алексеевич Зиновьев. Из Толстых на свадьбу приехали самая старшая сестра Татьяна и самый младший брат Миша.
Татьяна нашла брата в прекрасном состоянии и записала в дневнике: «Лёва имел вид здоровый, светлые, живые глаза делают главную разницу с тем, что было в прошлом году: ходит бодро, элегантен, но очень тонок, что, впрочем, ему свойственно». Дора Татьяне тоже понравилась: «Она высокая, хорошенькая, довольно возмужалая для своих лет и, видимо, вся беззаветно и без остатка отдалась ему. Я почувствовала, что она может быть очень близкой, несмотря на то, что она говорит, кроме шведского, только на английском языке, и то плохо, и что воспитывалась в чужой стороне».
На свадьбе много шутили. «Я, несчастный Толстой, беру тебя – противную и избалованную девчонку – в свои дополнительные жены», – коверкал слова церемонии Лев Львович, а его тесть торжественно заявлял, что передает своему пациенту «самое драгоценное лекарство». Во время обеда Татьяну изрядно удивило, что русский священник пришел на обед во фраке. Брат Миша перебрал белого вина, но в общем всё прошло благополучно, и в тот же вечер (по другим сведениям – следующим утром) молодые на белом пароходе отбыли на остров Готланд, в ста километрах от материковой Швеции – в курортный город Висбю.
Первый раз они поругались, как водится, из-за пустяка. На корабле Лев Львович решил, что его жена пользуется его зубной пастой и сделал ей выговор. Она пришла в неистовство, потому что, как она выразилась, «мне никогда в жизни даже в голову бы не пришло использовать его отвратительную зубную пасту». Она пользовалась специальным норвежским мылом для чистки зубов.
Но поначалу медовый месяц проходил хорошо. Старинный Висбю с его руинами языческих храмов оказался чрезвычайно красив. Дни стояли солнечные. Вода была холодной для купания, но молодые наслаждались морем, выходя на парусниках. Игра в теннис, здоровые пища, сон…
А в Москве случилась страшная «Ходынка». Во время коронации Николая II тысячи простолюдинов, собравшись на поле, где бесплатно раздавали памятные кружечки, передавили и покалечили друг друга. Оказавшись в центре Москвы, Софья Андреевна видела последствия этого события. «Встречаю на Тверском бульваре ряд огромных фур и что-то на них странное, закрытое грязными, толстыми холстами, непривычное, нескладное. Близорукие глаза мои не различают, что это такое. Беру лорнет, приглядываюсь… О ужас! Торчат руки, ноги, головы, уродливые человеческие фигуры, и везут эти трупы, везут без конца, неизвестно куда: одна, другая фура, третья, седьмая, десятая, без конца… Что же это?»
Она видела не только взрослых, но и выдавленных из материнского лона не рожденных младенцев. Племянница композитора Танеева, молодая девушка, оказалась на Ходынском поле и едва не погибла. Вынес на руках фабричный парень, привел в чувство квасом, купленным на свои деньги.
О том, что произошло в Москве 30 мая, Лев Львович узнал из писем и местных газет. Но в его собственной, только что возникшей семье в это время случилась драма.
Из Висбю они отправились через Копенгаген в Норвегию. И здесь в Гаусдале Дора поняла, что беременна. Это настолько ее огорчило, и она так не была к этому готова, что, как вспоминал Лев Львович, «из покорного, нежного ангела превратилась в ангела непокорного, в дикого зверька…»
И он понял, что его жена совершенно не была готова к браку. У нее была привычная девичья жизнь в Энчёпинге и Хальмбюбуде, учеба в Стокгольме, и Дора, видимо, думала, что так это всё и будет продолжаться, но только с приятным довеском в виде обаятельного русского графа. Еще он понял, что по-настоящему его шведская жена привязана только к своей семье. И совсем не готова отдать всю себя семье новой. В результате Дора «обезумела». Она стала собирать вещи и швырять их в чемоданы. Любые попытки ее успокоить были тщетны. Во время прогулки в горах она внезапно вбежала на высокий гранитный камень и на прямых ногах спрыгнула с него. Вечером началось кровотечение, и был выкидыш.
«Это событие стоило ей долгой женской болезни и многих страданий», – пишет Лев Львович. А у него самого после этого осталось к жене тяжелое чувство.
На какие деньги собирался Лев Львович жить с молодой женой? Специального образования у него не было. Быть управляющим имения тестя он отказался. Это было ниже его достоинства, да и, несмотря на любовь к Швеции, его тянуло в Россию, он скучал по России и прежде всего – по Ясной Поляне. Находясь за границей, он жил на деньги, которые присылала мать. Но фактически это были деньги отца, полученные Софьей Андреевной от продажи его старых сочинений. Ясная Поляна не приносила ей дохода, а, напротив, требовала ежегодных денежных вложений.
Юридический статус Ясной Поляны был довольно сложный. После отказа Толстого от собственности в 1892 году имение перешло во владение его жены и малолетнего Ванечки, опекуном которого мать являлась в его части наследства. После смерти Ванечки в 1895 году его часть наследства перешла в собственность пятерых братьев – Сергея, Ильи, Льва, Андрея и Михаила. Софья Андреевна владела усадьбой, братья – остальной частью имения. Во всем этом Льву Львовичу принадлежала пятая доля. Кроме этого ему принадлежал дом в Москве, который оценивался примерно в пятьдесят тысяч рублей. Но фактически в этом доме в осенне-зимний период проживала Софья Андреевна с младшими детьми, которые учились в гимназии. Там же жил Лев Николаевич, когда бывал в Москве. Продать дом означало лишить семью городской гавани.
И тогда он пришел к мысли, которая была бы очень разумной, если бы речь шла не о семье Толстых. Вместо того, чтобы служить управляющим у своего тестя, не лучше ли стать управляющим Ясной Поляной, где всё ему знакомо с раннего детства, где живут отец и мать, сестры и младшие братья? Поднять хозяйство родового имения на уровень европейской культуры, сделать его доходным.
