Книга Каратель - Беркем аль Атоми

Райерсон вспомнил, как на банкете для тех немногих, кто добрался до выпуска, к нему подошел сам Директор. Вечеринку почему-то проводили в конференц-зале страховой компании, занимавшей последние этажи одного из карандашей в аптауне Далласа. Марк тогда вышел на террасу и задумался на крепком вечернем ветру, глядя на бриллиантовые потоки автомобилей, беззвучно скользившие по ущельям меж небоскребов далеко внизу. Как подошел Директор, Марк не слышал, о его присутствии возвестил лишь близкий аромат «Короны Вальведер», донесшийся при очередном затишье. Марк хотел повернуться и поприветствовать Директора, но почему-то не сделал этого сразу, а потом было уже как-то неловко. Марк напрягся и стоял не дыша, словно в ожидании пули в затылок, понимая, что Директор видит насквозь эти смешные метания. Облокотившись рядом, Директор махнул сигарой вниз и, повернув к Марку невыразительное лицо, смахивающее на голову манекена, сообщил:

— Посмотри на них, Марк. Это всего-навсего дрессированные мыши. Как на деревенской ярмарке. Ты же еще застал деревенские ярмарки, сынок? Когда стаканчик сидра стоил дайм, а на русских горках катали за квотер? Там почти всегда попадались такие балаганы, с дрессированными блохами и мышами. Эти аттракционы еще почему-то всегда держали греки.

— Я… У нас таких не было, сэр.

— Как не было? Ты же оки-бой? — недоуменно приокруглил глаза Директор, а Марку опять почему-то стало абсолютно ясно, что Директор ничего не напутал, и изо всех сил постарался не подать виду:

— Нет, сэр, я из Мэна. Саут Робинстоун, может, слышали?

— А, ну ладно. Почему-то казалось, что ты с Мид-Вест… Посмотри, как они носятся, ищут, где бы схватить крошку.

— А… А мы, сэр? Как греки?

— Нет, сынок, бери выше. Греками в этом примере работают немного другие парни. Те, которые так любят, хе-хе!.. — прополоснуть иногда свой конец во рту у практикантки… Мы — немного другое, вроде…

— Хозяина всей ярмарки? — осмелился перебить Директора бывший курсант.

— Да скорее уж, всех ярмарок.

— Всех?!

— Ну, не совсем всех… пока. Но большинства. Подавляющего большинства, Марк. Вместе с землей, на которой они останавливаются, с городишками, меж которыми кочуют, со зрителями, греками, практикантками — и со всеми мышами, до последней. Так что… ты сделал правильный выбор, сынок. — Дважды хлопнув его по плечу, Директор напоследок пыхнул сигарой Марку в лицо и все так же бесшумно исчез, и Марк снова не повернулся, наблюдая за огненной рекой далеко под ногами.

Потом, после работы по всей Европе, Марк сделал для себя еще несколько выводов: убедился, что игра на Правильной Стороне абсолютно безопасна; мало того, ничего надежнее Службы Марк не знал. Когда вокруг полная задница и кажется, что сфинктер вот-вот с грохотом сомкнётся над твоей пропащей головушкой, откуда-то сверху появляется надменно отодвигающая жопу рука, и тебя выдергивают буквально из глотки самого дьявола, и через какой-нибудь час ты докладываешь о достигнутых успехах в кондиционированном модуле, отмытый и при галстуке.

Однако взамен Служба требует тебя всего — ей неинтересны люди, воображающие, что могут не служить ей, а лишь приходить на службу и делать, что им поручают — пусть даже безупречно. Таким нечего делать среди Нас, и если неискренний человек все же оказывается зачем-то Ей нужен, то удел такого — подметать или разносить кофе; на всех уровнях. К Настоящим Делам такого не подпустят никогда, неискренний обречен надувать щеки, для создания прикрытия Настоящим Делам борясь с очередным Панчем на одной из многочисленных рук собственной организации. На этом держится все — неискренним не положено и догадываться о том, ради чего, собственно, существует Служба, даже если снаружи они выглядят немалыми шишками. Если ты хочешь быть на Службе, и быть Ей своим — будь верен до последней мелочи, и только убедившись в твоей искренности, Власть даст тебе высшее благо на земле — абсолютный иммунитет от Всего На Свете.

Переходя из военно-морской разведки в Министерство энергетики, оттуда в РУМО, из РУМО в еще секретный тогда русский отдел АНБ и возвращаясь обратно во флотскую разведку, Райерсон всегда понимал: на самом деле ничего, кроме офисов, не меняется, он остается принадлежать самой главной Силе на планете. Даже здесь, в самом сердце бескрайней снежной пустыни, он чувствовал себя в полной безопасности.

Службе ничего не стоит спасти абсолютно любую работающую на Нее задницу, но спасает Она толькосвоих. Поэтому высокая вероятность случившегося ядерного обмена отнюдь не пугала Райерсона, ему в свое время объяснили, что при всей кажущейся кошмарности такого случая, ничего по-настоящему существенного не изменится, расклад останется прежним. Да, стадо всегда будет стадом, а сила — силой. Да, ради блага большой части стада сгорит малая, но это никакая не «трагедия», это просто цена вопроса. Конечно, хорошо бы обойтись без таких жестких мер; но уж если так случилось, свои должны понимать: значит, именно такое решение приняли коллеги с более высокими уровнями допуска. Мир, знаете ли, управляем. Если что-то происходит, значит, это решено Службой, а с Ее решениями не спорят, дело каждого — продолжать эффективно выполнять свой долг перед Ней.

С эффективностью у майора Райерсона никогда не случалось проблем, и теперь все, как обычно, было наготове. С возникновением угрозы, начиная с уровня «yellow», объект Wonderland подлежал полной санации, и эта санация будет проведена. Быстро и качественно. Нет связи? Так бывает сплошь и рядом, вспомнить ту же Приштину, тот же Мосул. Зато есть инструкции и голова на плечах. Надо быть полным идиотом, чтоб оставить возможному врагу ТАКУЮ информацию, а ведь тревога явно тянет даже не на желтую, а на «orange». В любом случае, что теряет Служба, если тревога ложная? Сотню миллионов этих новых, как их — глобо? Копейки, пыль под ногами. Таких денег Служба даже не заметит. Что ей миллионы, когда Служба решает, быть ли деньгам вообще. Три десятка солдат — bullshit, списывали и три тысячи, и триста. Пара-другая яйцеголовых, на которых держится местная кухня, — вот те да, ущерб. Но восполнимый, на свете полно умников. А вот засветка обойдется неизмеримо дороже. Вот это — не мелочь. Райерсон слыхал, что из-за таких «мелочей» Служба санировала даже очень перспективные проекты, в которые были вбуханы несчитаные миллиарды; Служба не может позволить себе только одну роскошь — сработать рискованно.

Затормозив у поста охраны первого кольца, Райерсон опустил стекло, впустив в теплый салон порцию морозного лесного воздуха, и покорно подставил лоб под сканер выскочившего из блокпоста морпеха. Прокатав метку, морпех нервно отдал честь и отступил, щелкнув брелком шлагбаума. …Однако дисциплина у Грина на высоте, — отметил Райерсон. — Смотрика, у парня на языке так и крутится вопрос, правду ли болтают, что «home, sweet home» разбомбили косорылые, а он-таки сдерживается… Не волнуйся, парень. Скоро тебя перестанет волновать что бы то ни было…

Райерсон завел двигатель, но проезжать не спешил:

— Эй, сынок! А дай-ка мне сюда начкара!

Из поста вышел здоровенный малый с отлежанным лицом, лениво попытался что-то доложить, но Райерсон перебил: