Книга Русские сказки - Роман Злотников

Князь Росен между тем упорно вел вперед их маленький отряд, и постепенно у всех появилась надежда, что они смогут сделать то, что еще несколько дней назад казалось совершенно невозможным. Однажды во время очередного дневного перехода Пантюше нагнал господина Юри.

— Послушайте, откуда князь так хорошо знает эти места? Мне всегда казалось, что вы иностранцы и… — Он запнулся и замолчал.

Юри улыбнулся, представив, как бы реагировал профессор, и так уже относящийся к ним настороженно, если б он сказал ему правду, и сделал недоуменное лицо.

— Честно сказать, не знаю, — он сделал несколько шагов молча, — наверное, где-то достал хорошую карту, и как мне кажется, у него большой опыт в подобных походах. Где-нибудь в других краях.

Профессор вежливо кивнул и отстал. Оба знали, что один солгал, а второй ему не поверил. А князь на миг остановился, бросил взгляд на склон небольшого холма и двинулся вправо. Лес, конечно, был мало похож на тот, который будет здесь через триста лет, но рельеф и геологическая структура практически те же. Так что через этот район он прошел бы и с завязанными глазами. Ведь спустя триста лет именно в этих местах будут проложены гигантские разгонные кольца СВП-генератора, из-за которого он и был переведен в состав персонала посольства. Запомнить подробный рельеф, какая чепуха! Особенно если учесть, что он так и не успел выполнить то, ради чего появился на Голуэе.

* * *

Вахмистр открыл глаза и резко выдохнул. Между расслабленных губ на подбородок брызнула слюна. Вахмистр поморщился — «опять черт-те чего приснилось», — вытер слюну и оторвал голову от подушки. Сквозь узкое оконце избы пробивались яркие солнечные лучи. Вахмистр сглотнул слюну, недовольно поморщился и, сев на кровати, почесал пятку. Святой Круг! И как его угораздило застрять со своей сотней в этой богом забытой деревеньке. А как хорошо все начиналось…

В их станицу, расположенную у самых отрогов Алунских гор, вести всегда доходили с большим запозданием. Однако осенью этого года новости добрались до станицы очень быстро. Практически одновременно со всей остальной страной. Потому что доставлены они были к родным пенатам самими казаками. На западном фронте из Приморского казачьего войска было всего четыре бригады. Юго-восточная граница империи всегда была неспокойной. По ту сторону пограничной реки Буланой жили полудикие племена унганов, среди которых до сих пор бытовал обряд посвящения юношей в мужчины, предусматривавший лихой налет юных унганов на стада соседей. А самым славным деянием считался разбойный налет на деревню. Еще лет двадцать назад до четверти всех своих жен унганы заполучали на этой стороне реки. Но с тех пор казаки сумели отучить их от такого лихачества. Из сотни желающих стать настоящими мужчинами, переправившихся на этот берег, на свой стали возвращаться едва ли один-два. Так что последние перед войной пять лет деревни на реке и побережье прожили более или менее спокойно. С унганами наладилась кое-какая торговля, а у некоторых казаков в унганских деревнях даже появились побратимы. Однако с началом войны унганы принялись за старое. Наказной атаман говорил, что их подстрекают кайзерские агенты, хотя как они могли так нагло действовать в государстве, которое уже век как считалось вотчиной бриттцев, нынешних союзников империи, было непонятно. Впрочем, на фронте считали, что бриттцы всегда были себе на уме и от них всего можно ожидать. Так что это предположение ни тогда, ни сейчас не казалось вахмистру несуразным.

Когда фронт окончательно развалился и серая пехотная скотинка толпами ринулась к родным пажитям, казаки их эскадрона собрали сход и постановили тоже отправляться домой. Ехали медленно, но весело. В стране разрасталась смута, но эшелон, полный вооруженных казаков, трогать никто не решался. А вот сами казачки успели слегка прибарахлиться. Грешно было упускать случай. Самому вахмистру удалось раздобыть патефон, вагеровскую швейную машинку и жене роскошную лисью шубу. А однажды, когда они в очередной раз стояли на запасных путях, он сбил команду лихих ребят и совершил дерзкий налет на ближайшее господское поместье. Там они славно погуляли, испробовав на вкус высокомерных господских барышень, а вахмистр, кроме того, прихватил предмет зависти всего эскадрона — механическую маслобойку. Так что с войны в родную станицу он вернулся с немалой прибылью и некоторым сожалением, поскольку в стране разворачивались такие дела, что перед оборотистым человеком открывались большие возможности.

Зиму, однако, пережили спокойно. Пару раз, по просьбе соседей, из станицы высылали воинские команды на перехват унганских шаек, да ближе к весне сами сбили отряд, дабы наказать унган за угон нескольких коров. Из того рейда вернулись с прибылью. Всем потерпевшим возвернули скот из угнанного стада, а сам вахмистр привел на свой скотный двор еще четырех стельных телок. К весне у жены в который уже раз округлился живот и вроде как отправляться куда-то на сторону стало совсем не с руки. Но вахмистру до сих пор иногда снились ладные тела и нежная кожа господских дочек, так что, когда в станицу прискакал есаул атамана Друзя и стал выкликать добровольцев, вахмистр, не обращая внимания на вопли жены и уговоры матери, быстро оседлал коня и двинул на северо-запад, под знамена генерала Истока.

Поначалу все шло хорошо. Вешали и расстреливали мало, больше пороли. Боев почти не было. Еще бы, как могли эти босяки, привыкшие махать штуцерами и барабанниками перед носом перепуганных адвокатов, купчишек и зубных врачей, противостоять корпусу генерала Истока, в котором насчитывалось почти десять тысяч штыков и шесть тысяч сабель. Вахмистр даже успел с оказией отправить домой целую подводу добра. Однако, чем дальше они продвигались на запад, тем чаще на пути стали попадаться вооруженные отряды мастеровых или команды солдат-ветеранов из крестьян. Слава о лихом грабеже и порках летела впереди «освободительной армии», и народ решил, что хрен редьки не слаще. Тем более что здесь, за Рудным хребтом, во всех крупных городах за время войны были созданы тыловые армейские склады, на которые местные Комитеты действия успели наложить руку, а потому особого голода пока не чувствовалось. Да и в самих Комитетах действия больше были озабочены дележкой власти, чем установкой революционного порядка, так что с каждым днем сопротивление «освободительной армии» нарастало. После первых же серьезных столкновений добрая половина казаков повернула коней и двинула назад. Да и сам вахмистр тоже уже чувствовал, что готов рвануть до хаты. Его останавливало только то, что во второй подводе, за которой приглядывал знакомый обозник, до сих пор оставалось еще довольно свободного места.

Вахмистр вздохнул и почесал волосатую грудь. Вот и дождался. Мало того что ничего больше не нагрузил, так и всего накопленного лишился. Беда пришла откуда ни возьмись. Первый штурм Катендорфа, который генерал Исток собирался объявить столицей всего Зарудного края и Восточного Приморья, закончился неудачно. Комитетчики создали оборонительный рубеж по реке, верстах в десяти восточное города, и легко отбили несколько наспех организованных атак. Войска отошли и закрепились у Шумлы. Следующие две недели были заполнены бесплодной говорильней в штабе и активной деятельностью вахмистра. Подвода почти наполнилась, и он уже совсем было решил отправляться восвояси, но Катендорф манил, как сияющая огнями новогодняя елка. И он решил еще немного подождать. И вот, дождался — однажды утром его разбудил грохот, в огородах с противным визгом начали рваться бризантные снаряды крупнокалиберных орудий двух бронепоездов комитетчиков ночью подошедших почти вплотную к городу. А через несколько минут на окраину Шумлы, при поддержке броневиков, ворвались марьяты соратника Птоцкого. Практически одновременно с фронта ударили отряды катендорфских мастеровых, и корпус генерала мгновенно превратился в обезумевшую толпу перепуганных людей.