Книга Смертельный удар - Роман Злотников

— Еще. — Раз.

— Дернешься.

— Прибьем.

Для того чтобы добиться подобного послушания со стороны братьев, Грону пришлось приложить некоторые усилия. Началось с того, что после той памятной битвы Вграм с комичной настырностью и апломбом вразвалочку подошел к братьям и, пнув валявшиеся рядом мешки, развязно заявил:

— А ну выметайтесь с «ночного двора»!

И братья, похожие на огромных лохматых пастушьих собак-волкодавов, глухо заворчали, но послушно начали собирать вещи. Такова была традиция. Старые хозяева покидали «ночной двор» до тех пор, пока не принимали решения рискнуть и снова сделать вызов. Но Грон тихонько свистнул, заставив Вграма, будто дрессированную дворнягу, мигом развернуть нос в сторону хозяина, и отрицательно махнул рукой, негромко произнеся:

— Пусть остаются.

Вграм, как, впрочем, и Братья-гасилы, удивленно уставился на Грона. Но тот, сказав все, что он хотел сказать, повернулся и лениво двинулся в свои новые апартаменты. Вграм попытался что-то произнести, но сдержался и потрусил за тем, кого он признал своим хозяином, еще больше напоминая при этом послушную дворнягу. Братья-гасилы недоуменно переглянулись, но старший тут же сделал приглашающий жест, и все склонились к нему. Если этот глупец позволил им остаться, грешно было упускать возможность посчитаться с ним этой же ночью. Они появились перед рассветом. Грон, которому, как хозяину «ночного двора», не надо было шляться по городу в поисках пропитания, поскольку каждый, кто пользовался ночлегом на его территории, платил ему медный щерник, хорошо отоспался днем. И потому еще за пару часов до прибытия братьев подготовил им достойную встречу. Так что, когда братья, крадучись, подобрались к его апартаментам и с ревом ворвались внутрь, первое, что их встретило, было тяжелое бревно, подвешенное к потолку на двух канатах. Трое тут же отрубились. Четвертого Грон оприходовал сам. Когда братья наконец очнулись посреди двора, уже рассвело. Грон дождался, пока все четверо более-менее придут в себя, потом ухватил старшего за волосы и, притянув его рожу к своему лицу, внятно произнес:

— Уже второй раз. И я пока никого из вас не убил. Догадайся почему?

Спустя пару часов братьям представился случай убедиться, что они действительно являются исключением из правил. Из стаи в семь человек, рискнувших бросить вызов Грону, относительно целыми покинули «ночной двор» только трое. У двоих были в нескольких местах переломаны конечности, еще двое были мертвы. Одному Грон раздавил гортань, другому переломил позвоночник у основания черепа. Вечером следующего дня, после очередной схватки, старший из братьев подошел к пролому в стене и остановился, неуклюже переминаясь с ноги на ногу. Вграм по привычке попытался было петухом налететь на него, но брат так зыркнул на оборванца, что тот живо изменил траекторию движения и рванул в сторону, старательно делая вид, будто он направлялся совсем не к этой огромной лохматой образине. Грон не спеша встал и столь же неспешно подошел к брату. Тот неумело попытался изобразить поклон и протянул громадную, как лопата, ладонь, на которой лежало четыре медных щерника. Плата за постой. Все это сопровождалось блестящей, выразительной речью:

— Вот… Это… Мы… Все… Значит…

Грон спокойно взял деньги. Старший из братьев несколько мгновений постоял, потом бочком-бочком отодвинулся и, переваливаясь, побрел к своим. Но утром они пришли опять. На этот раз Грон не стал устраивать ничего серьезного, но, когда братья уже проникли внутрь, откуда-то из темного угла вдруг вылетел нож и пришпилил тунику старшего к здоровенной доске. А потом Грон поднял темный колпак, которым был закрыт свет масляной лампы, и медленно двинулся к ним. Трое, сразу после броска ножа выдвинувшиеся вперед и прикрывшие старшего, несколько отпрянули. Но ни один не отступил. Грон остановился прямо перед ними и, усмехнувшись, сделал жест рукой, приказывающий расступиться. Те только набычились. Тут старший что-то пробормотал, и они нехотя шагнули в стороны. Грон молча протянул руку, одним движением вытащил глубоко всаженный нож и повернулся спиной к нападавшим. За спиной тут же раздался какой-то звук. Грон, демонстративно не обращая на него внимания, отошел на несколько шагов и только потом развернулся. Один из братьев сидел на каменном полу, держась за ухо, а вид у старшего был очень рассерженный. Грон плеснул на дрова, сложенные в очаге, немного земляного масла и подпалил их от масляной лампы. Потом вынул из-за каменного обломка заранее приготовленную флягу с вином, полкруга сыра, вяленую баранью требуху и хлеб, разложил все это на чистой тряпке и, не глядя на братьев, сделал приглашающий жест. Напротив него сел старший, остальные устроились у брата за спиной. Грон отрезал хлеба, сыра, баранины и воткнул нож перед старшим братом. Тот сначала отрезал по куску всего младшим братьям, а потом себе. Грон протянул ему флягу, из которой перед этим отхлебнул сам. Некоторое время они молча ели. Спустя полчаса старший громко рыгнул, намекнув младшим, что культурным людям пора бы уж насытиться и прекратить жевать, и вытер губы жесткой ладонью. Грон тоже отставил флягу и отшвырнул в сторону остатки хлеба с сыром. За обломками что-то шевельнулось, протянулась рука, и остатки трапезы тут же исчезли. На некоторое время над местом совместной трапезы повисло молчание, потом братья заговорили:

— Почему. — Ты. — Нас.

— Не убил?

Грон выдержал приличествующую паузу и ответил:

— Скоро я покину этот город. Не хотелось бы оставлять «ночной двор» без присмотра.

Братья недоверчиво воззрились на него. Затем старший утробно рыкнул и вопросил с покушениями на почтительную интонацию:

— Как тебя зовут, Хозяин?

Грон мгновение промедлил, потом твердо произнес:

— Хорки.

Братья несколько мгновений удивленно взирали на него, потом уважительно, но неуклюже склонили голову.

На «ночном дворе» ночевало около шести десятков разного рода бродяг. И потому за четверть у Грона при всем том, что он каждый день пиршествовал бараньей требухой и дешевым кислым местным вином да прикупил кое-что из необходимых мелочей, скопилось почти семь серебряных зугарников. Поэтому, когда наступило утро базарного дня, он оделся в новую столу, купленную аж за полтора зугарника специально для этого случая, и в сопровождении Вграма и Братьев-гасил торжественно вышел из ворот «ночного двора» и двинулся на базар. Вход на базар свободным иноземцам был строго запрещен, только в качестве раба или слуги при корзине. Вот потому, когда Грон подошел к мытне, в которой уплачивали сбор за право торговли, толстый стражник поднял на него презрительный взгляд:

— Эй, ты, иноземец, куда прешь?

Братья-гасилы тут же вылезли из-за спины Грона и, нависнув над стражником, зарычали в привычной манере:

— Это.

— Наш.

— Слуга. — Он.

— Идет.

— С нами.

Стражник, ошарашенный столь недовольным видом этакой помеси быка и собаки-волкодава, растерянно пролепетал: