Книга Ренегаты - Сергей Волков

Они именно фосфоресцируют, а не светятся отраженным светом, как у кошек или волков. Так светится плесень в пещерах или гнилушки на кладбище. Мерзкий такой зеленоватый свет, про него еще говорят «призрачный».

– Что это? – спрашиваю почему-то шепотом, хотя вроде никаких оснований для этого нет.

– Тлинкл, – коротко и непонятно отвечает Костыль. Помолчав, снисходит до объяснений: – Разведчик-наблюдатель боевой группы инсектоидов.

– Кончай пуржить. – Я недоверчиво качаю головой. – Инсектоиды – это же сказки. Легенды и тосты.

– Это такие сказки, что за всех, кто с ними встречался, теперь поднимают тосты, но не чокаются, – шипит Костыль. – Делать чего?

Обычно он никогда не задает подобный вопрос. Потому что обычно знает, что делать. Но, видимо, ситуация и в самом деле аховая.

– Погоди, погоди… – Я спрыгиваю вниз, натягиваю берцы. – Этот чудик…

– К окну не подходи! – Костыль дергает меня за руку. – Надо погранцов звать. Давай долби в решетку, я послежу за ним.

Я пинаю по каркасу двери, и в этот момент раздается громкий скребущий звук, а за ним – еще один и еще.

– Это что такое? – Я поворачиваюсь к Костылю. – Как будто мыши…

– Ага, мыши. – Он отступает спиной к двери. – Мыши величиной со слона…

Звуки усиливаются. Я чувствую, как бетонный пол под ногами слегка подрагивает. Костыль отталкивает меня, трясет решетку, кричит в темноту коридора:

– Эй, часовой! Подъем! Тревога!

А потом на полу под окном появляется дырочка, маленькая, величиной с пятирублевую монетку.

Я сжимаю пальцами холодную решетку двери и почему-то осипшим голосом спрашиваю:

– Что… это?

– Сейчас сам увидишь, – отзывается Костыль и с новой силой принимается орать: – Тревога! На помощь! Пожар! Горим!

Про пожар – это он хорошо придумал, люди в массе своей инстинктивно боятся огня и всегда реагируют на слова «пожар» и «горим».

Дырочка в полу под аккомпанемент скребущихся звуков становится все больше и больше. Вот она уже размером с блюдце, а вот – с суповую тарелку. И теперь я вижу, что в ней, в глубине, ворочается что-то блестящее, похожее на сделанную из обливной керамики лопатку, усеянную по краю короткими и толстыми черными коготками. Лопатка двигается вверх-вниз, вверх-вниз, и с каждым движением коготки отламывают, отскребают кусочки бетона, причем с такой легкостью, как будто это пенопласт.

– Они что, сдохли все, что ли? – оборачивается ко мне Костыль. Я отчетливо слышу в его голосе истерические нотки. Это новость – мне всегда казалось, что у Костыля в принципе нет страха ни перед чем, да он раньше никогда и не позволял себе проявить страх, показать, что чего-то боится.

А вот сейчас он боится, и боится сильно. Его уже буквально трясет, даже в тусклом свете лампочки видно, как он побледнел.

Лопатка в ямке все скребет, дыра стала такой, что пролезет человеческая голова. Время от времени там еще появляются какие-то усики, что-то поблескивает, похрустывает, и от этого похрустывания сердце уходит в пятки. Тлинкл все так же торчит в окне, и его мерзкие глазища смотрят на нас с безучастностью видеокамеры.

– Чё орете? – наконец-то доносится из глубины коридора недовольный голос. Следом слышится шарканье подошв, и на пороге появляется заспанный охранник с помповым ружьем в руках. – Ну и какой тут у вас пожар? – почесываясь, спрашивает он. – Чё, не спится? Я вот сейчас выключу…

Он осекается на полуслове и смотрит на тлинкла, потом сразу севшим голосом произносит:

– Э, мужики, это чё такое?!

– Потом объясним, – машет рукой Костыль. – Открывай скорее, иначе… видишь? – Он указывает на дыру в полу, из которой уже лезет что-то суставчатое, покрытое щетинками, поскрипывающее при движении…

– Твою мать! – Охранник мотает нечесаной головой, сует между прутьями решетки ствол своей помпухи и палит по пролезающему в камеру существу. От грохота выстрела закладывает уши, картечь с сочным визгом рикошетит от бетона.

– Дверь! – почти рыдает Костыль, тряся решетку. – Открой дверь, падла!! Стрелок херов!!

Охранник звенит ключами, никак не может попасть в замочную скважину. Я смотрю на то, что выбирается из дыры. Выстрел никак не повредил этому… этой… очень сложно подобрать правильное местоимение, когда не знаешь, с кем или с чем имеешь дело. Больше всего оно похоже на помесь паука или краба со средневековым рыцарем. Сейчас этот «рыцарь» уже наполовину выбрался из дыры, и весь десяток его многосуставчатых конечностей тянется к нам, щелкая клешнями и скребя когтями бетон.

Наконец дверь со скрипом открывается. Тлинкл в окне неожиданно исчезает, словно его и не было вовсе. Костыль, оттолкнув охранника, первым выскакивает в коридор, я – следом.

– Закрывай! – орет Костыль.

Охранник трясущимися руками поворачивает ключ, и в этот момент из плоской керамической башки «рыцаря» вылетает длинная белая… я даже не знаю, как это назвать – кишка? – и вонзается в голову пограничника. Он начинает биться в судорогах, во все стороны летят брызги крови. Звякает упавший дробовик. Я хватаю оружие, навожу ствол на «рыцаря», жму на спусковой крючок. Гремит выстрел.

– Дурак! – орет Костыль, хватает меня за шею и тянет прочь. – Этой пукалкой ты их не остановишь! Бежим!

Мы ломимся по коридору, а навстречу нам бухает сапогами дежурная смена погранцов. Костыль поднимает руки, бросает мне на ходу:

– Ствол брось!

Это логично, я роняю дробовик, выставляю на всеобщее обозрение ладони – мол, мы пришли с миром. В коридоре царит полумрак, его освещает единственная лампочка, под которой мы сейчас и находимся. Думаю, охранники должны разглядеть, что мы без оружия.

– Стоять! – рявкает чей-то уверенный голос. – Лицом к стене.

– В камере ворф! – кричит Костыль. – Это штурмовая группа инсектоидов! Поднимайте заставу!

– Ты пьяный, что ли? – удивленно спрашивает пограничник, появляясь в круге света. – Какие еще инсек… А где Кузьмин?

– Нету Кузьмина… – говорю я ему. – Там правда инсектоиды. Поторопитесь, мужики…

Меня перебивает дикий, истошный визг. Он буравом вворачивается в уши.

– На пол! – командует пограничник и начинает стрелять.

Грохочут выстрелы. Мы с Костылем ползем под ногами охранников, на нас падают стреляные гильзы. Хлопает подствольник, гулко бухает взрыв. Коридор заволакивает дымом.

– Отходим! – кричит кто-то. Нас подхватывают под руки, тащат, как мешки с картошкой, волоком. Через несколько мгновений мы уже во дворе. Тут царит хаос – горят факелы, повсюду заспанные люди с оружием. В здании тюрьмы раздается еще один взрыв, железная крыша вспучивается горбом, через дыры видны языки пламени, валит белесый дым.

– Боровиков, заходите справа! – кричит Свеча, размахивая автоматом. Командир базы в одних штанах, на его руке я вижу татуировку – летучая мышь держит в лапах АКМ, сзади парашют, внизу буквы «ОБрСпН» и какие-то цифры. Кажется, это означает, что он служил в отдельной бригаде специального назначения.