Книга Человек как животное - Александр Никонов

С человеком абсолютно рациональным удобно иметь дело, математика даст ясные предсказания его поведения. Но вот у самого человека в голове математики нет, а есть инстинкты того зверя, от которого он произошел. И которые, как корни, питают все дерево цивилизации. Жизнь этого дерева, движение соков в его стволе называется экономикой.

Еще полвека назад экономика была похожа на классическую ньютоновскую физику, в которой действовали строгие законы и весь мир в теории можно было просчитать и назад — в прошлое, и вперед — в будущее, если бы нам были известны на какой-то момент все массы и скорости всех частиц. Частицы эти с точки зрения классической физики представляли собой абсолютно упругие математические точки. Каждая имела свои скалярные и векторные характеристики (масса, скорость) и передвигалась по определенной траектории.

Классический мир механистичен и фатален — поскольку в нем действуют жесткие физические законы, избежать предсказанных событий невозможно: законы приведут все твердые частички туда, куда велят формулы в соответствии с заданными начальными импульсами.

В начале ХХ века классическая физика начала испытывать некоторые трудности, а потом и вовсе заболела. Оказалось, беременна! Новорожденное чадо выглядело очень странно, но физикам пришлось привыкать: как-никак родное.

Все оказалось очень относительно! И весьма неопределенно! Выяснилось, что ничего с точностью предсказать нельзя. И не потому, что мы еще чего-то не знаем о мире, а потому, что мир «нечеток», он принципиально вероятностен! Частица в нем не занимает какого-то определенного положения, а значит, нет смысла говорить о траекториях. У частицы также нет определенных характеристик, вернее, они появляются только в момент замера.

Вот такой он странный, этот квантовый мир.

Как было хорошо раньше! Мир был твердым, конкретным и предсказуемым. Формулы все описывали вполне определенно. А теперь формулы выдавали вместо конкретного ответа только вероятность его получения. То есть с такой-то вероятностью электрон окажется тут. А с такой-то — вот здесь. Словно он имел свободу выбора! Это позже привело даже к спекуляциям на тему: а не имеет ли электрон действительно какого-то элементарного сознания?

Состояние системы (частицы) описывалось так называемой волновой функцией. И согласно этой формуле, до проведения измерения частица одновременно могла находиться в разных местах, причем в довольно большой области пространства. Условно говоря, с вероятностью 50% слева от наблюдателя и с такой же вероятностью справа от него. И только опыт, то есть проведенный замер, давал конкретный результат — частица оказывалась либо слева, либо справа.

Это мгновенное схлопывание частицы из виртуального облака в материальную точку назвали редукцией, или коллапсом волновой функции.

Получалось странно — словно частицы в микромире сами «не знали», где они находятся и в каком состоянии. Положение можно было узнать, только «задав вопрос», то есть проведя эксперимент. Внутренне физики долго не могли с этим согласиться и спорили, действительно ли у частицы нет никаких определенных характеристик, пока мы не провели опыт, или же они есть, но просто нам неизвестны. Вся прежняя история науки говорила за второй вариант. Но верным оказался первый, каким бы абсурдным он ни казался: пока не задан вопрос, пока не произведено измерение, частица находится везде и нигде конкретно — в так называемой суперпозиции.

Этот факт ввел в физику проблему сознания, мощно двинув ее в сторону философии.

— А при чем тут сознание? — спросит внимательный читатель.

А при том, что физическая установка, производящая замер, тоже состоит из микрочастиц. То есть ее состояние можно описать той же волновой функцией, включив в описываемую систему установку. Но человек тоже состоит из частиц. Световая волна попадает ему в глаз, затем в виде электросигнала бежит по зрительному нерву, возбуждает каскады биохимических реакций в зрительном отделе. И все это можно включить в математическое описание физической системы, в волновую функцию, в которой теперь будет и установка в двух состояниях (показывает, что частица слева, и показывает, что частица справа), и физический наблюдатель в двух состояниях (видит, что частица справа, и видит, что она слева). Волновая функция с ее двойственностью пока сохраняется неизменной. Ее коллапс происходит только в тот момент, когда сознание делает выбор — слева частица или справа. Вот тогда мир становится конкретным и классическим. Решение принято!

Но сознание не есть материя, хотя на материи и базируется. Оно идеально. Материалистической философии это было давно известно, и все получившие высшее и даже среднее образование в советских вузах и школах это проходили на уроках истмата и обществоведения. Таким бразом, идеальное, выйдя из мрачной комнаты философии, постучалось в светлый зал физики.

А биологи, наверное, хихикали, наблюдая за этим, поскольку понимали, что наше сознание, каким бы идеальным его ни представляли философы, весьма животно. Потому что базируется на грубой обезьяньей материи. Оно формируется потребностями вида и способами его отражения реальности. Для нас, например, главное — зрение; обоняние же не несет такой важной нагрузки, как для собак. Это очень важно отметить, поскольку сознание формируется ощущениями. Будь мы дельфинами, у которых есть акустическое зрение, мы воспринимали бы окружающий мир совершенно по-другому. Другим сознанием.

Впрочем, отвлекаться на философско-биологические мудрствования не станем, а просто констатируем: переход от классической определенной физики к физике квантовой и неопределенной дался физикам нелегко. Потребовалась смена поколений для привыкания.

Нечто подобное случилось и в экономике, только позже. Не так давно экономика из классической стала превращаться в неклассическую. Если раньше экономическими атомами были, как я уже писал, рациональные частицы — идеализированные люди, обладающие всей полнотой информации о товаре и стремящиеся к максимизации прибыли, — то последние десятилетия основательно расшатали эту веру.

Эйнштейном от экономики выступил психолог и математик по образованию Даниел Канеман, который в семидесятые годы прошлого века провел серию экспериментов, послуживших для экономики аналогом экспериментов по фотоэффекту в физике, за которые Эйнштейн в свое время получил Нобелевскую премию. Канеман тоже ее получил.

Эксперименты Канемана показали, что «частицы экономики», ранее считавшиеся «чисто конкретными», оказались весьма «размазанными». Их действия математической логике не поддавались. А поддавались логике обезьяньей, точнее — животной. Например, один и тот же предмет с одинаковой стоимостью, выраженной в долларах, люди субъективно оценивали по-разному: дешевле, если предмет им дарили, и дороже, если приходилось отрывать его от себя и дарить кому-то. Поэтому, продавая свою вещь, люди часто выставляют на первых порах цену, явно завышенную, нерыночную, потому что они любят свою вещь и к ней привыкли.

Если опять-таки речь шла об одинаковой сумме, люди больше боялись потерять ее, чем приобрести такую же сумму, рискнув. Отсюда, кстати, и пословицы типа «от добра добра не ищут» и «лучше синица в руках, чем журавль в небе». Скорее всего, это лишь следствие общефизических законов сохранения на психологическом уровне. Зверь консервативен. Сегодня выжил, и слава богу. Поэтому он ценит то, что имеет, больше, чем то, что может получить.