Книга Измена. Знаем всех поименно! - Владимир Бушин

Но Швыдкой, будучи сам оборотнем, пытается оправдать и других оборотней: «Я сталкивался с людьми, которые в разные годы писали разные мемуары о войне и порой о тех же самых событиях». Сказано уклончиво-коряво, но суть ясна: об одном и том же кто-то сначала писал одно, а в другое время — совсем иное, т. е. лгали и приспосабливались. Но Швыдкой, естественно, на стороне лжецов: «Это свойство человеческой памяти, это нормально». Да, для таких, как он, лживость и угодничество нормальное дело, это свойство их души, а вовсе не памяти.

Из умильно хвалебных примечательно еще выступление артиста В. Он появляется в двух последних сериях в эпизодической роли генерала, хотя и рядовым-то в армии отродясь не служил. Сдается мне, что весь фильм генерал видел. Иначе как объяснить хотя бы такое его заявление: «Володарский стал приводить не цифры, а говорить о конкретной судьбе». Ну, во-первых, художественный фильм — это почти всегда конкретные судьбы, — в чем тут достоинство великого Володарского? Во-вторых, цифр у него отменное множество: потери в бою — было в штрафбате 535 человек, погибло 500; заградотряды расстреляли 97 человек; наступают 500 танков противника; против них имеется 4 сорокапятки, 20 ПТР и т. д.

Другое дело, что его цифрам можно верить не больше, чем приведенным выше цифрам Астафьева или кремленолога Солоухина, который уверял, например, что маршал Жуков при каждом наступлении требовал десятикратного превосходства наших войск над немцами. От кого требовал? Неизвестно. А где взять столько войск? Бог весть! Еще хорошо, что кремленолог не уверял, будто Жуков от немцев требовал перед нашим наступлением десятикратного сокращения их сил.

Однако вот что еще интересней в выступлении артиста В.: «Каждый человек в нашей стране до сих пор штрафник в какой-то степени». Вы подумайте! Артист родился и вырос далеко от Москвы, на юге, в провинции. Кто-то из его родственников был репрессирован. Однако это не помешало ему приехать в столицу и поступить в престижный театральный вуз, а после его окончания он не вернулся в родной город поднимать любимую культуру малой родины и своего малого народа, — он устроился опять же в прекрасный столичный театр. Но при всем этом постоянно чувствовал себя штрафником. Ему всегда, естественно, хотелось избавиться от этого гнетущего чувства, и вот в надлежащий момент он выбрал свободу — со всей своей обретенной в Москве молодой семьей укатил в Израиль. Скатертью дорога! Таскать вам не перетаскать!.. Там артист купался в свободе, блаженствовал, жуировал. Великолепно! Но прошло несколько годочков, и что же мы видим? Под израильским солнцем быстро облысевший артист вслед за коллегой Михаилом Козаковым, всем хорошо известным, покидает землю обетованную, где остаются две постаревших жены и двое детей. А он с новой молодой женой и с помощью сердобольной тещи вернулся на родину, т. е. туда, где каждый человек — штрафник. Здесь, в Москве, а не в разбитом Грозном, хорошо устраивается: много играет в модном театре, фигурирует в кино, ездит на гастроли по стране и за границу, по представлению, надо полагать Швыдкого, получил звание заслуженного да еще и премию правительства Москвы, но все равно, все равно, все равно, как видим, чувствует себя штрафником. И его очень радует, что Володарский в фильме о войне «говорит не о величии русского народа и Отечественной войны». Фильм интересует его темой «конкретного отношения к живому человеку». Оно, говорит, «должно быть человечным». Прекрасно! Услышали бы это его конкретные дети и бывшие конкретные жены в Израиле… Таковы защитники и хвалители фильма «Штрафбат». Швыдкой скажет: «Это нормально».

Титаническую мысль об отношении власти к советскому народу как именно к штрафнику с энтузиазмом развивал еще и Б. Соколов, большой русский ученый, от обильного и давнего вранья об Отечественной войне уже дошедший до хронического косоглазия. Съездил бы тоже в Израиль. Нетушки, там не разгуляешься: слишком много евреев, побить могут.

А еще этот неистребимый Соколов заявил, что если бы в фильме командирами в штрафбате были не штрафники, то такие командиры оказались бы не чем иным, как надсмотрщиками. Ах, ты лапушка… даже врезать как-то жалко. Ведь в реальности-то именно так и было, и никаких надсмотрщиков. А при желании обозвать так можно любого, кто в том или ином смысле повыше тебя. Вот пошел Боря в детский сад, а там надсмотрщица тетя Нюша; вступил Боря в пионеры, а там надсмотрщик вожатый; поступил Боря в ветеринарный институт, а там надсмотрщик декан… И нет конца этому жуткому гнету.

Разумеется, слово взял и сам Володарский. Начал так: «Во-первых, штрафбаты появились не после приказа 227 (т. е. не после 28 июля 1942 года), а значительно раньше. В воспоминаниях Рокоссовский пишет, что 5 июля 42 года к нам подошла 2-я бригада штрафников. Значит, была и 1-я».

Странно, маэстро… Открываю воспоминания маршала на 136 странице: «В августе (1942 года) к нам на пополнение прибыла стрелковая бригада, сформированная из людей, осужденных за различного рода уголовные преступления. Вчерашние заключенные добровольно вызвались идти на фронт, чтобы ратными делами искупить свою вину. Правительство поверило чистосердечным их порывам, таким образом и появилась эта бригада у нас на фронте.»

Очень содержательная цитатка. Тут во-первых, не «5 июля», т. е. не «значительно раньше» приказа Сталина, а — «в августе», т. е. после приказа. Во-вторых, это не «бригада штрафников» (таких штрафных формирований и не было вовсе), а бригада уголовников-добровольцев. В-третьих, не сказано, что это «2-я бригада», а следовательно, была, дескать, и 1-я, — откуда великий маэстро взял это? Наконец, маршал не писал, что эти добровольцы были невинно осужденные, наоборот, он считает, что вина за ними есть и они искупят ее ратными делами, не обязательно кровью. Это важно отметить, поскольку у Володарского в штрафбате почти сплошь ни в чем неповинные белокрылые ангелы.

И вот как после этого слушать категорическую похвалу полковника Шаравина: «Я утверждаю: фильм основан на документальных материалах, на серьезной исторической базе». Как, говорю, слушать речи про «базу», если даже на обсуждении, даже на глазах почтенной публики сценарист являет нам не «базу», а лажу? Был, если помните, еще полковник Скалозуб. Тоже весьма решительный субъект. Он сейчас, пожалуй, сказал бы:

Я Володарскому и вам

Фельдфебеля в Вольтеры дам.

И глядишь, это было бы полезнее, чем полковник-аналитик в роли Вольтера.

Тут надо заметить, что к одноименному сочинению Володарского, по которому он написал сценарий фильма, в конце приложен список «Штрафные батальоны Красной Армии. 1942–1945». Он дан и в конце фильма. В этом списке черт ногу сломит. Например, читаем: «5-й отдельный штрафной батальон Северо-Западного фронта. 1942–1943». Означает ли это, что были в этом фронте еще четыре штрафбата: 1-й, 2-й, 3-й, 4-й? Ведь сам-то Володарский, как мы только что видели, считает, что если была 2-я бригада штрафников, то непременно была и 1-я. Но в списке указан еще только один штрафбат Северо-Западного фронта. Как это понимать? А где еще четыре?

Или вот: «11-й отдельный штрафной батальон Западного фронта. 1943». Значит, было еще 10? А в списке находим только три.