Книга Тавистокский институт - Даниэль Эстулин

И вот с этим кибернетики согласиться никак не могут. Они рассматривают познание просто как реакцию на внешние раздражители. «Поскольку тело, находящееся в состоянии покоя, остается в состоянии покоя, пока на него не воздействует другое тело, внутренний процесс познания невозможен. И нет никакой “божественной искры”, или души. Дискуссии вокруг этих концепций продолжались в среде кибернетиков еще многие годы».[250]

Винер и кибернетики считали творческий метод лишь случайным побочным продуктом обработки «информации». Поэтому «они отслеживали объем информации, поступающей в “поле”, играя роль информационного термостата для общества. Чтобы контролировать поток информации, они разместились на ключевых постах в крупнейших СМИ и в центрах формирования общественного мнения».[251]

Эти жульнические приемы позволяют убить сразу нескольких зайцев. «Делая творчество исторически конкретным, они лишили его бессмертия и морали. Нет смысла даже выдвигать гипотезы в отношении универсальных истин или законов природы, потому что истина всегда должна соотноситься с историческим развитием. Отбрасывая идею о правильном и неправильном, мы рискуем одновременно отбросить как “устаревшую” концепцию добра и зла и оказаться, по словам Фридриха Ницше, “по ту сторону добра и зла”».[252]

«Впоследствии наследники кибернетиков занялись созданием “информационной супермагистрали”. Они создали программное обеспечение, отслеживающее потоки информации в интернете, который уподобляется огромной плате микросхем, где установлены прерыватели цепи и вольтметры. Эта концепция легла в основу “социального нетворкинга”, создания наборов матриц из теории игр, нацеленных на обеспечение консенсуса. Механизация общественных отношений базировалась на идее Винера о возможности механизации мышления».[253]

Когда данная концепция применяется к человеческим моделям, сразу возникают проблемы. Люди — существа творческие. Реализуя свою способность к рациональному мышлению и глядя на мир через доминирующую иудеохристианскую культурную матрицу западной идеологии, «мы можем открывать принципы, которые не поддаются чувственному восприятию, и создавать технологии, которые позволяют людям преодолевать ограничения прежней ресурсной базы. И это элементарным образом опровергает фальшивые рассуждения насчет энтропии со стороны Рассела и прочих позитивистов. Мы, люди, способны совершенствовать принципы общественной жизни. Наша способность передавать эти принципы от поколения к поколению позволяет культуре развиваться путем непрерывной трансформации. Прогресс современных наций возможен только через развитие индивидуального сознания граждан. Культурное развитие такого рода является истинным предназначением государства».[254]

«Проблема была в том, что, пока индивид убежден — или хотя бы надеется, — что его божественная искра разума способна решать стоящие перед обществом проблемы, он никогда не впадет в состояние безнадежности и раздрая, которое считается необходимой предпосылкой социалистической революции. Задача Франкфуртской школы, таким образом, заключалась в том, чтобы сначала подорвать иудеохристианское наследие через “ликвидацию культуры”, а затем разработать новые культурные формы, которые усиливали бы взаимную вражду среди населения, тем самым подготовив почву для “нового варварства”».[255]

Таким образом, интеллектуально выродившимся отпрыскам Рассела нужно избавиться от тех, кто способен мыслить творчески и самостоятельно, поскольку такое креативное мышление способно нарушить предопределенное «экологическое равновесие».

Те «узлы» в электромагнитной решетке Левина, которые способны притягивать к себе другие «узлы» благодаря своей способности делиться идеями и создавать новые возможности во имя выживания человечества, должны быть нейтрализованы. Для этого требуются усилия со стороны «агентов перемен», призванных вернуть общество в уныло-однородное состояние консенсуса и поддерживать экологическое равновесие.

«Теория поля» Левина, где «полем» является утверждение, отражающее предполагаемые аксиомы о природе взаимоотношений между объектами, применяет ту же самую циклическую логику к человеческим отношениям. Будучи замкнутой системой, поле подчиняется произвольным законам энтропии. Левин предполагал, что люди подобны обезьянам, взаимоотношения между которыми определяются через гедонистический расчет. Кибернетики, такие как Винер, Эшби и Бир, используют язык электромагнетизма для описания отношений, заимствуя у Максвелла теорию электромагнитного поля. Поскольку Максвелл считал, что причинности нет места в науке, его теория, по существу, не была научной.

Там, где Максвелл «единицей» считал сильную степень взаимодействия в электромагнитной решетке, а «нулем» — слабую, Левин сделал то же самое: «единица» — уровень притяжения между обезьяной и ее матерью, «ноль» — обезьяна-хищница. «Поле» становится совокупностью взаимоотношений между гедонистическими обезьянами, которые попросту отражали аксиомы Левина в отношении природы людей. Универсальные принципы, такие как божественная любовь, были сведены Левином и его приспешниками к «теории игр». Как замкнутая система, лишенная принципов, поле Левина тоже подчинялось законам энтропии, или «экологии», как выразился бы зоолог.

Энтропия, применяемая к магнитам или обезьянам, — это одно дело, но что происходит, когда подобные правила применяют к людям? Подчиняется ли человеческая экономика тем же самым правилам, что и обезьянья экология?[256]

Для Левина, Максвелла, тавистокцев и всех интеллектуально извращенных детей Бертрана Рассела ответ очевиден: «Да!» Именно здесь возникает большая проблема, и именно здесь эти социальные инженеры снимают с себя маски и обнажают свой «фашизм с демократическим лицом».[257]

Для Норберта Винера и его приспешников, составлявших ядро Кибернетической группы, в человеческом разуме нет ничего святого; для них человеческий мозг является машиной, функции которой можно воспроизвести, а со временем и превзойти при помощи компьютеров.

Франкфуртская школа

Одной из организаций, напрямую связанных с Кибернетической группой, был Институт социальных исследований, в просторечии называемый Франкфуртской школой. Например, Пол Лазерсфельд, руководитель «Радиопроекта», был одним из приглашенных на конференцию Мэйси. Лазерсфельд был приемным сыном австрийского экономиста-марксиста Рудольфа Гильфердинга, который сотрудничал с Институтом социальных исследований с 1930-х годов. Директор Франкфуртской школы Макс Хоркхаймер тоже сотрудничал с Кибернетической группой, когда занимался исследованием социальных и расовых предрассудков.