Книга Соло для влюбленных. Певица - Татьяна Бочарова

– Между прочим, – сказала Мила, – у меня, если хочешь знать, так тоже бывает. Например, даже сегодня, когда ты пел. Ощущение такое, что это все уже когда-то было… – она помолчала и прибавила с усмешкой: – Может быть, в другой жизни?

– Может быть, – точно эхо, повторил Артем. Внезапно он почувствовал, как перехватило горло.

Было! Это точно было! Мила правильно говорит: было в другой жизни! Кажется, он вспомнил!

– Ты куда? – Мила удивленно уставилась на рванувшего к двери Артема. – Что случилось?

– Потом, – он распахнул дверь. – Не сейчас, потом.

– Да ты что, Тема? – всполошилась Мила. – Оркестр сейчас кончит. Тебе же на сцену! Артем!

Но он уже мчался от кулис вперед, в темноту коридора хористов.

28

Лариса бесцельно бродила по заваленной различным хламом, грязной комнатушке. Пожалуй, она поторопилась: времени до финальной сцены еще вагон и маленькая тележка. Но подниматься наверх, к остальным, ей не хотелось.

Лариса разыскала в углу маленькую, колченогую табуретку и села, блаженно вытянув гудящие ноги. Горло саднило от напряжения и усталости. Зря она поленилась и не сходила в буфет, глоток горячего чая ей бы сейчас точно не помешал.

Она прикрыла глаза и постаралась представить себе, что будет всего через полчаса. Спектакль, конечно, завершится с триумфом, Лепехов небось уже ожил, сбегал в антракте в буфет и заказал работающим там Катюше и Соне грандиозный фуршет на всю труппу. От этой всеобщей пьянки будет не так-то просто отвертеться, поэтому придется задержаться еще на часок, а то и больше. После этого наконец они с Глебом поедут домой.

Больше всего на свете Ларисе хотелось, чтобы это «после» настало прямо сейчас. Рядом никого, они вдвоем в темном салоне машины, за окнами мелькают разноцветные огни. Можно просто молчать, ощущая совсем близко от себя его плечо. Или поболтать ни о чем, посмеяться, вспомнив разные прикольные моменты репетиций и спектакля. А потом, когда они подъедут к самому дому, она ему скажет…

Скажет обязательно, если только он не сделает это первым. Сегодня, когда они стояли друг напротив друга у самой сцены, скрытые от посторонних взглядов кулисами, к ней пришло окончательное понимание того, что происходит между ними. Возможно, в те минуты Глеб подумал о том же самом. Во всяком случае, его глаза говорили именно об этом, она не могла ошибиться.

Итак, она любит Глеба и, видимо, давно. Может быть, с момента их первой встречи. Лишь этим можно объяснить ее готовность полностью оправдать все его поступки. Обманывать себя дальше не имеет смысла.

Лариса мысленно воссоздала в памяти их с Глебом сцену на качелях. Почему Мила говорит, что счастья нет? Неправда, оно есть. Быть рядом с Глебом, слушать его голос, глядеть в эти притягивающие, точно магнит, глаза – разве это не счастье? Они созданы друг для друга, молодые, красивые, талантливые, у них впереди вся жизнь и много, много счастья. А о том, что произошло в день их знакомства, она попробует забыть. Будет стараться изо всех сил…

Тихий шорох в углу за спиной вернул Ларису к действительности. Не хватало еще, чтобы тут водились мыши! Собственно, почему нет – помещение бывшего кинотеатра старое, настоящего ремонта здесь так и не проводилось.

Лариса поспешно встала с табуретки. До прихода Артема еще минут десять. Если, не дай бог, это все-таки мышь, нужно запастись против нее каким-нибудь оружием. Например, вот этим: она сделала пару шагов вперед и потянулась к большому бутафорскому кубку, лежащему на столе, поверх прочего реквизита. «Сейчас я тебя, мышка…»

Она не успела ни произнести эту фразу вслух, ни додумать про себя. Что-то тяжелое и молниеносное налетело на нее сзади, толкнуло с силой. Лариса выронила кубок и грохнулась на колени, на грязный, бетонный пол. И тут же чьи-то железные пальцы сомкнулись на ее шее.

Сразу заложило уши, а перед глазами поплыли разной величины зеленоватые круги.

– Ну что, допрыгалась? – Голос был точь-в-точь как по телефону, такой же низкий, тягучий, но все же в нем что-то неуловимо изменилось. Она не могла понять что. Зелень перед глазами сгущалась в черноту, воздуха не хватало. – Я же предупреждал тебя! Так нет, не послушалась! Не поймешь вас, баб, – трусливы, как зайцы, а с огнем играть не боитесь. – Хватка слегка ослабла, давая Ларисиным легким сделать судорожный вдох. Всего один. Затем горло сдавило вновь. – Что скажешь, красивый мальчик, не правда ли? – Голос хрипловато усмехнулся. – Все при нем, и фейс, и фигура. И голосок что надо. Молчишь? – Неумолимые руки тряхнули Ларису так, что она стукнулась лбом о ножку стола. – Слюни распустила, шлюха! Думаешь, для тебя такие, как он?

Она не понимала. Ничего не понимала. В голове оглушительно стучало, сильно тошнило.

Кажется, он имеет в виду Глеба. Но что ему надо, этому сумасшедшему? И где она могла слышать его голос?

Если бы чуть-чуть вздохнуть! Совсем немного, капельку. Тогда она вспомнит, точно вспомнит. Отчего-то хочется спать. Вокруг что-то сгущается, что-то ватное, вязкое, плотное, как облако за бортом самолета…

– Думаешь, повесилась ему на шею и все у тебя будет тип-топ? Как бы не так! Это для тебя, сучки, очередное постельное развлечение! А для меня… – руки на секунду разжались, чернота начала рассеиваться. – Для меня это любовь! Понимаешь, курва, любовь. Я люблю его!

Внезапно Лариса поняла, что изменилось в голосе по сравнению с телефонным вариантом. Из него ушло оканье.

– Я же наизнанку вывернулся, чтобы ты наделала в штаны со страху и не приближалась к нему! Мне казалось, я добился цели, разлучил вас. Но нет, ты снова за прежнее, черт поймет, что у тебя в голове! Ни логики, ни здравого смысла. Блудливая кошка, тебе лишь бы трахаться, а с кем – все равно! Да и он, паршивец, хорош, и тут и там решил успеть. Не выйдет! – Голос смолк, но молот внутри Ларисиной головы продолжал стучать как безумный, словно хотел разнести ее череп на куски. В то же время Лариса слышала как бы со стороны свое шумное, прерывистое дыхание. – Теперь ты умрешь. Другого выхода нет. Сцена будет потрясающей. Кретин Риголетто выносит мешок, а в нем – мертвая Джильда. Жаль только, некому будет вручить цветочки. Шикарные такие розы, как вчера. Помнишь, дорогая?

В этот момент Лариса все поняла. Господи, как глупо. Как ужасно глупо. Мрачный Глеб на ступеньках театра в день их первой репетиции. Его таинственный разговор по сотовому. Жуткие, неуловимые взгляды, преследующие ее везде, на улице, в театре. Рядом всегда был один и тот же человек. Она видела его, когда, сидя в машине, дожидалась Глеба, чтобы отметить их знакомство и начало сезона. Он, этот человек, подвозил ее домой от дверей прокуратуры, когда ей стало плохо после разговора с Верой Коптевой. И, значит, не монтировщик сегодня бродил по пустой сцене, пока они с Глебом стояли за кулисами?

Обернуться Лариса не смогла. Стальные пальцы, давшие ей временную передышку, сжались с новой силой.

Глеб – Герцог, она – Джильда, и плата за ее любовь – смерть. Не об этом ли думала она, смотря кассету с записью оперы? Тогда ей показалось, что это бред…