Книга Воды слонам! - Сара Груэн

— Врешь ведь.

— Нет, не вру.

— Ставлю пять баксов, что для женщины, — говорит он, отхлебывая еще глоток. Его кадык ходит туда-сюда, и коричневая жидкость спускается не меньше чем на дюйм. Просто удивительно, как быстро они с Верблюдом умудряются заглатывать спиртное!

— Она на самом деле женского пола.

— Ха! — хмыкает Уолтер. — Только не говори ей ничего такого в лицо. Кем бы она ни была, тебе она подходит больше, чем сам знаешь кто.

— Мне нужно загладить свою вину. Сегодня я ее здорово подвел.

До Уолтера внезапно доходит.

— А можно еще чуточку? — беспокоится Верблюд. — Он-то, может, и не хочет, а я вот хочу. Да нет, я не виню мальчика — что делать, раз уж ему хочется разнообразия. Молодость на то и дана. Бери, пока можешь, — так я всегда говорил. Вот-вот, бери, пока можешь. Даже если придется расплатиться пузырьком.

Улыбнувшись, Уолтер вновь подносит бутылку к губам Верблюда и дает ему несколько раз хорошенько отпить. Воткнув обратно пробку, он наклоняется и протягивает бутылку мне.

— Возьми и эту тоже. И передай ей, что я тоже сожалею. По правде сказать, очень сожалею.

— Эй! — кричит Верблюд. — Да разве же есть в мире такая женщина, что стоила бы двух бутылок виски? Как так можно?

Я поднимаюсь и рассовываю бутылки по карманам пиджака.

— Ну, как так можно? — взывает Верблюд. — Эй, это нечестно!

И все то время, пока я удаляюсь от вагона, меня преследуют его мольбы и причитания.

Стемнело, и в дальнем конце поезда, где едут артисты, уже начинаются вечеринки, в том числе, оказывается, и у Августа с Марленой. Я бы все равно не пошел, но отмечаю, что меня и не звали. Похоже, мы с Августом снова на ножах. А точнее, раз уж я возненавидел его больше, чем кого бы то ни было за всю свою жизнь, похоже, это я с ним на ножах.

Рози в самом конце зверинца, и я, привыкнув к тусклому свету, замечаю, что рядом с ней кто-то есть. Это Грег, с которым мы познакомились у капустной грядки.

— Эй! — окликаю я его, приближаясь.

Он оборачивается. В руках у него тюбик цинковой мази, которой он залечивает исколотую шкуру Рози. Только на этом боку у нее уже с две дюжины белых пятнышек.

— Ох ты боже… — выдыхаю я, глядя, как из-под цинковых заплаток сочится кровь.

Подняв на меня янтарные глаза с невероятно длинными ресницами, она моргает и издает вздох, сотрясающий все ее тело.

Меня захлестывает вина.

— Чего надо-то? — ворчит, не прекращая работы, Грет.

— Хотел взглянуть, как она.

— Ну что, видел? А теперь извини, — попытавшись от меня отделаться, он поворачивается обратно к Рози. — Nogе[17], - говорит он ей. — No, daj nogе[18].

Помедлив, слониха поднимает ногу и держит прямо перед собой. Грег встает на колени и втирает немного мази ей под мышку, прямо перед странной серой грудью, свисающей, слов-но у женщины.

— Jestes dobrа dziewczynkа[19], - он встает и закручивает тюбик с мазью. — Poldz nogе[20]

Рози опускает ногу на землю.

— Masz, moja piеkna[21]— говорит он, роясь в кармане. Рози с любопытством покачивает хоботом. Он вытаскивает мятный леденец, отряхивает и протягивает ей. Она ловко выхватывает конфетку из его пальцев и запихивает в рот.

Я потрясенно на них гляжу — должно быть, даже разинув рот. За две секунды в мозгу у меня проносится вся ее история: как она не хотела у нас выступать, как ходила когда-то с бродячим артистом, как воровала лимонад — и, наконец, как ее уводили подальше от грядки с капустой.

— Господи Иисусе, — растерянно говорю я.

— Что еще? — спрашивает Грег, поглаживая ее по хоботу.

— Она тебя понимает.

— Ну да, а что?

— Как это «ну да, а что»? Господи, да ты представляешь, что это означает?

— Стой, куда лезешь? — решительно встает между нами Грег, когда я приближаюсь к Рози.

— Позволь-ка, — говорю я. — Ну, пожалуйста. В жизни не стал бы причинять этой слонихе вреда.

Грег не отводит от меня глаз. Я не вполне уверен, что он не ударит меня сзади, но все равно поворачиваюсь к Рози. Она глядит на меня и моргает.

— Рози, nogе! — командую я.

Она снова моргает и приоткрывает рот в улыбке.

— Nogе, Рози!

Она машет ушами и вздыхает.

— Proszе[22]— продолжаю я.

Она вновь вздыхает. А потом переносит вес на другую ногу и выполняет команду.

— Матерь божья! — доносится до меня откуда-то извне мой собственный голос. Сердце выскакивает из груди, голова кружится. — Рози, — я прислоняюсь головой к ее холке. — Еще чуть-чуть, — и умоляюще гляжу ей прямо в глаза. Конечно же, она понимает, как это важно. Дай боже, дай боже, дай боже…

— Do tylu[23], Рози! Do tylu!

Еще один глубокий вздох, едва заметный перенос веса — и она отступает на несколько шагов.

Я вскрикиваю от радости и поворачиваюсь к ошеломленному Грегу. Подпрыгнув к нему, хватаю его за плечи и целую прямо в губы.

— Да что ты вытворяешь!

Но я уже несусь к выходу, однако дюжину шагов спустя останавливаюсь и поворачиваюсь обратно. Грег все еще плюется и с отвращением вытирает рот.

Я вытаскиваю из карманов бутылки. Не убрав руки ото рта, он застывает, на его лице появляется интерес.

— Эй, лови! — кидаю я ему бутылку. Ухватив ее на лету, он изучает этикетку и с надеждой бросает взгляд на вторую. Я посылаю ее вдогонку.

— Дашь нашей новой звезде, договорились?

Грег задумчиво кивает и отворачивается к Рози, которая между тем уже улыбается и тянет хобот к бутылкам.

Еще десять дней я учу Августа польскому языку. На каждой остановке в дальнем конце зверинца устраивается тренировочный манеж, и день за днем мы вчетвером — Август, Марлена, Рози и я — с самого утра и до начала дневного представления часами работаем над номером. И, хотя Рози уже участвует в цирковом параде и даже в параде-алле, она должна выступать и на манеже. Дядюшку Эла ожидание убивает, но Август твердо решил не появляться с этим номером перед публикой, пока не добьется совершенства.