Книга Милая мятежница - Констанс Холл

— Запомни: ты моя последняя надежда?

С этими словами он на негнущихся, будто деревянных ногах вышел из комнаты.

Когда его тяжелые шаги затихли в коридоре, Варик, к удивлению Ларк, снова закашлялся, и она поспешила к его постели. Отец Амори, однако, опередил девушку и, склонившись над изголовьем ребенка, начал негромко читать «Отче наш».

Глава 17

На следующее утро Стоук остановился у спальни Варика и приложил ухо к двери. Всю ночь он трудился у себя в мастерской — ковал меч для Уильяма Мэндвила, но работа не отвлекла его от черных мыслей о тяжелой, возможно, смертельной болезни сына.

Стоук прислушался к тому, что происходило за дверью.

Но из комнаты мальчика не доносилось ни звука.

Амори так и не пришел к нему ночью. Но почему? Неужели Варик умер и священник побоялся сообщить ему об этом? Перед мысленным взором Стоука предстало холодное, безжизненное тело сына.

Тяжело вздохнув, он перекрестился, открыл дверь, вошел в покои Варика — и замер. Впервые за три дня морщины у него на лице разгладились, а с души свалился тяжкий груз.

Варик лежал на постели рядом с Ларк, положив голову ей на колени.

Глаза у него были открыты. В одной руке он сжимал прядку золотистых волос девушки, а большой палец другой засунул себе в рот и с удовольствием посасывал его.

Ларк полулежала на перине, опираясь спиной о высокое резное изголовье кровати. Ее золотистые волосы разметались по плечам. Глаза у нее были закрыты, а губы чуть приоткрылись во сне. Ларк и Варик выглядели так трогательно, что Стоук улыбнулся.

Заметив отца, Варик вынул изо рта палец и прошептал:

— Оте-ес, Ваику луссе.

— Очень рад, что тебе лучше. — Стоук подошел ближе.

— Это все мама… — Варик ткнул пальчиком в живот Ларк.

— Она не твоя мать.

Варик смутился:

— Не мама?

— Нет, не мама. Маму для тебя я еще не нашел.

— Тогда кто она? — Варик провел пальчиком по золотистой пряди волос Ларк. — Мозет, ангел?

— Нет, не ангел. Просто она знает, как облегчить страдания ближнего.

— Моя мама, — лукаво улыбнулся мальчик, обнял Ларк и приник головой к ее животу.

Стоуку не хотелось затягивать этот неприятный для него разговор, и он решил переменить тему.

— Ухаживая за тобой, Ларк совсем выбилась из сил. Ты не против, если мы позволим ей немного отдохнуть? А потом она вернется и снова будет с тобой.

Варик нахмурился: слова Стоука восторга у него явно не вызвали. Однако, с минуту поразмыслив, он сказал:

— Холосо.

Стоук взглянул на Амори, который до его прихода дремал в кресле в углу комнаты. Рядом с ним спал Балтазар. Впрочем, когда Стоук вошел, Амори и Балтазар разом пробудились.

— Присмотрите за парнем. Я скоро приду.

— Ладно, — кивнул Амори.

Стоук поцеловал Варика в лоб, отметив, что жар у него спал.

— Отдыхай пока. Я скоро вернусь.

Варик кивнул и переключил внимание на Балтазара.

— У нас новая собаська? — спросил он Амори.

— Да. Хочешь ее погладить? — Амори вместе с Балтазаром подошел к кровати мальчика.

Стоук, убедившись, что мальчик заинтересовался волком, подхватил на руки спящую Ларк.

— Стоук? — удивленно прошептала девушка, проснувшись. Стоило ему услышать, что она называет его по имени, и коснуться ее тела, как его захлестнула волна желания. Лицо Ларк находилось в каком-нибудь дюйме от его губ, и он чувствовал ее горячее дыхание у себя на щеке.

— Я отнесу тебя в постель, — сказал Стоук тяжело дыша.

— Я не устала.

— Ты провела у кровати моего сына три дня и три ночи. Тебе необходимо немного поспать.

Стоук вышел из комнаты сына и направился по коридору к себе. Губы Ларк нежно, словно крылья бабочки, касались его шеи, а жар ее тела передавался ему даже сквозь одежду.

— Не беспокойся за Варика, — пробормотала Ларк в полусне. — Худшее уже позади.

— Теперь я в долгу перед тобой. — Распахнув дверь в свои покои, Стоук вошел и опустил Ларк на постель.

— Да нет, мы квиты. Ты спас мне жизнь — там, на скале, — помнишь? А я тебя даже не поблагодарила. — Она смотрела на него медовыми глазами, в золотистой глубине которых проступила необычайная нежность.

— Сказать «спасибо» никогда не поздно.

Стоук скользил жадным взглядом по ее телу, прикрытому только тонкой сорочкой.

Желание Стоука предоставить девушке возможность отдохнуть растаяло, как снег под вешним солнцем. Он протянул к Ларк руки и приник к ней. В следующее мгновение его губы прильнули к ее губам. Она не сопротивлялась, а сама обхватила Стоука за шею, прижала к себе и ответила на его поцелуй.

Он будто прикипел к Ларк губами — целовал ее лицо: подбородок, губы, щеки, лоб.

Внезапно Стоук почувствовал, как руки девушки скользнули ему под тунику и стали ласкать его обнаженную грудь. Он замер. Но сладкая пытка на этом не кончилась — Ларк продолжала исследовать его тело. Она коснулась его живота, потом ее руки перебрались к нему на спину, а затем, поднырнув под пояс тесных штанов, обхватили ягодицы Стоука.

Из его горла вырвался глухой протяжный стон. Он ощущал жар ее тела, знал, что она желает его. Это сводило Стоука с ума. В следующую минуту он осознал, что если не овладеет ею тут же, его семя изольется впустую.

Должно быть, она догадалась, какие чувства обуревают Стоука, и начала развязывать шнурки на его штанах. Положив девушку на край постели, он высоко задрал на ней сорочку. Созерцание ее белого тела, длинных стройных ног и золотистого треугольника внизу живота вызвало у него дрожь.

Раздвинув Ларк бедра, Стоук вошел в нее.

Она выгнула спину и прижалась к нему.

— Посмотри на меня, Ларк, — хрипло сказал он, чувствуя, как ее влажное лоно облегает его плоть. Ему хотелось, чтобы эта пытка длилась вечно.

Стоук видел, как в глубине ее глаз то вспыхивают, то затухают яркие искорки страсти. В эту минуту между ними не существовало ничего, что разделяло бы их, — было только огромное, всепоглощающее желание обладать друг другом.

Это могучее первобытное чувство было сильнее Стоука, сильнее всех клятв, которые он давал себе. Раз за разом он погружался во влажные глубины Ларк, а затем отступал, чтобы через мгновение проникнуть в нее вновь. Пролив семя в ее жаркое лоно, он отыскал ее губы и закрепил поцелуем то, что совершилось между ними.

В следующий момент он потянул Ларк за собой — подальше от края, на простор необъятной постели Блэкстоунов. Стоук сделал это осторожно, стараясь, чтобы его мужской жезл не выскользнул из ее влажных недр.