Книга Золотой песок для любимого - Вера Копейко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обычно такие письма посылают, желая отказать. И пишут что-то вроде: прости… даю тебе свободу… я не могу… жизнь такова…
Алексей Старцев пока еще не получал таких писем, но слышал не раз. Когда у костра собираются мужчины, они говорят о разном. О женщинах тоже. Его рабочие за общим ужином вспоминали прошлое, дом, своих женщин, которые были их женщинами до каторги. Они получали от них такие письма.
– Давайте, – снова сказал.
Он прочел, сердце его оборвалось. Это иное письмо.
– К-как? Вы хотите сказать, что Шурочка… умерла?
– Да, и написала это перед… – Гостья опустила голову. Локоны упали на лицо.
– Шурочка не могла умереть, – сказал он. – Потому что она знает, что я здесь. Она не может умереть.
Женщина покачала головой.
– Она была неизлечимо больна. Да, – сказала тихо нежданная гостья. – Но перед самой смертью написала то, что вы прочитали. – Она поднесла к глазам указательный палец с пятнышком чернил на подушечке, словно хотела смахнуть слезинку. – Мы были самыми близкими подругами, говорят, мы похожи.
Она вскинула голову, как Шурочка. Самое характерное движение, которое она долго тренировала перед зеркалом. Оно не давалось, Лидия не понимала почему. Она не догадывалась, что так держать голову научиться нельзя. Надо родиться от тех, кто держит ее так тоже, и родиться от людей, которые точно так же прямо ее держали и сто, и двести лет назад.
Но иногда она добивалась успеха. Как сейчас.
– Она… просила меня найти вас и отдать письмо. Вы… вы уже нашли золото? – спросила она.
Старцев усмехнулся.
– Говорят, что нашел, – пожал он плечами.
Глаза Лидии заблестели.
– Я знаю, что написала Шурочка… В самом конце.
– Я тоже это знаю, – сказал он, складывая письмо.
– Она действительно любила вас. И… – Она глубоко вздохнула, так глубоко, что ни один мужчина на свете не упустил бы возможности взглянуть туда… На высоко поднявшуюся грудь с глубоким декольте под распахнутым плащом. Два белоснежных шара выпирали из тесного для них укрытия. Их хотелось погладить, успокоить, чтобы они волновались так, как сейчас. – Она мне поручила то, о чем написала в конце письма… Это… для ее светлой радости… там… – Гостья медленно подняла голову, потолок был низок, но не надо было объяснять, что она смотрит на небеса.
Алексей снова обратился к письму.
То, что он прочел, заставило задрожать все тело. Как, Шурочка прислала эту женщину… вместо себя? Чтобы она и он совершили то, что должны были совершить они? После венчания?
Он смотрел на нее долго, не отрываясь.
– И как вы себе это представляете? Мы с вами венчаемся? Или…
Она засмеялась.
– Сначала налейте мне чаю. – Она кивнула на стол, на котором стоял закопченный чайник. – И себе.
Он кивнул, поднялся, на деревянных ногах пошел к столу. Налил чаю себе и ей в металлические кружки. Она вынула флакон из кармана плаща и сказала:
– Обычно я добавляю немного коньяку. – Она демонстративно перевернула несколько раз над своей кружкой флакон, потом спросила: – Вам тоже? Что-то мне зябко…
Он кивнул, равнодушно наблюдая за тем, как густая жидкость течет в его чай. Какой невероятно густой коньяк, подумал он. Он давно ничего не пил такого, правда, из Барнаула привозил рабочим.
Они молча пили чай, приторный вкус, непривычный, ему не нравился, но он считал неприличным отставить кружку.
Наконец она отодвинула свою кружку и встала. Медленно шагнула к нему и протянула руки. Положила ему на плечи. Подалась вперед, выгнувшись так, что его лицо оказалось между ее шарами. Он уловил тонкий аромат, который хотелось вдыхать снова и снова. Он открыл рот, его губы коснулись прохладной кожи… Ее быстрые пальцы расстегнули пуговицы под грудью, открывая ему путь… вниз…
Он не противился. Туман опускался за окном, в распадок, а он в своем тумане тоже опускался. Она влекла его к себе, все ближе, все ниже.
Видения, которые пробегали в Алешином мозгу, были только об одном – он и Шурочка. Наконец они вместе. Сейчас все то, что он с таким тщанием берег для нее… вот сейчас, сейчас… он отдаст ей. Все, что накопилось, все, что рвалось каждое утро наружу, что заставляло болеть самый низ живота. Что требовало выхода, а он рубил дрова, откидывал снег, копал землю лопатой до изнеможения, до полузабытья…
Он смотрел в ее глаза и видел глаза Шурочки. Поднял слабеющую руку, чтобы убрать локон с ее лица. Какая добрая Шурочка, она позаботилась о нем…
Какие умелые руки, они знают, куда лечь, погладить так, что у него пропадало дыхание. Ах… Он подался вперед, словно готовясь к выстрелу…
Она провела языком по его шее. Адамово яблоко задергалось – вверх-вниз, вверх-вниз. Он почувствовал, что не только оно запрыгало… Он ощутил тяжесть во всем теле, будто что-то оборвалось в горле, покатилось… Его тело требовало свободы, воли сделать то, что жаждало.
Женщина тихо засмеялась. Наконец-то она обставит Шурочку. Она займет ее место.
Раздался грохот, от которого раскрылись глаза. Дверь рванулась и раскрылась, точно ураган налетел на распадок.
На пороге стояли двое.
Все четверо молчали. Только смысл молчания был разный. Потрясенная Шурочка. В ужасе – Лидия. Спокойно-отстраненно Мун-Со. Алексей безразлично, закрыв глаза.
– Пахнет розами, – насмешливо сказала Шурочка. – Узнаю. Ага, понятно, чей это шарфик. – Она выдернула из кармана брюк шарф, которым были завязаны ее глаза. – Твой, да, Лидия? Ох, да ты не только мной занималась. И ею тоже! – воскликнула она, указывая на вензель на лацкане плаща. – Это же вензель Фиалки! Я знаю точно.
Шурочка чувствовала себя богатыршей. Ей вспомнилось, что она читала об амазонках. Они умели это – внезапно собрать все свои силы и совершить то, чего, казалось, не может обычный человек.
– Что ты сделала с ней? С той, кому принадлежит этот вензель? Я знаю, их всего два. Он не твой!
Лидия смотрела на Шурочку, не понимая. Как это может быть? Николай говорил, что сделал вензель только для нее и для себя.
– Ты знаешь… ту, кому принадлежит этот вензель? – тихо пробормотала она.
Но Шурочка вцепилась в плечо Лидии, собираясь сорвать бриллиантовый вензель с лацкана черного плаща.
– Ага-а! Бриллианты голубой воды! Ах ты, дрянь! – Шурочкины пальцы стиснули горло Лидии. – Ты украла вензель! Ты гналась за мной, потому что выпытала у Фиалки, куда я еду? Я понимаю, ей рассказал Николай Кардаков! Во-от оно что…
Лицо Лидии оказалось так близко, что Шурочка могла различить несвежую кожу в черных точках. Такая бывает, когда чрезмерно пользуются косметикой или много времени проводят в комнате, полной чада. Или у костра? Значит, Лидия проделала такой же путь?
