Книга Тайны "Монастырского приюта" - Александр Трапезников

«Значит, вот как они решили, – свалить все на Афонина», – вяло подумал Александр Юрьевич, слыша одобрительный шум. «Шельма же этот комиссар, ловок!» Но самому Сиверсу было все равно. Он поглядел на сидящую в отдалении Анну Горенштейн, и та чуть наклонила голову, будто кивнув ему. В подчеркнуто-строгом лице ее не было ни намека на те бурные страсти, которые царили ночью.

Совсем другая женщина, недоступная и холодная, как снежный козырек, пронзенный на рассвете двумя стрелами из арбалетов. И лишь один Сивере знал, что случится, если это подобие айсберга вдруг обрушится любовной лавиной. А что было известно о других? Практически ничего, те же карнавальные маски, вроде той морды пингвина, которую только что символически натянул на мертвое лицо Петра Афонина комиссар Куруладзе.

– Ну, все, кушайте спокойно, – сказал местный Мегрэ. – Однако пока в городе проходят беспорядки, а фуникулер все равно на ремонте, все вы остаетесь в «Монастырском приюте» до лучших времен.

Речь его получилась короткой и понятной: дескать, клетка по-прежнему закрыта, а «лучшие времена» – где они и что? Торопиться некуда…

После завтрака Александр Юрьевич решительно направился к князю Романову. Тот остановился, недружелюбно поглядывая на Сиверса.

– Алексей Николаевич! – произнес историк. – Не знаю толком, чем я вас обидел, но хотел бы извиниться за причиненный вред. Мы с вами сыграли плохую партию, или кто-то заставил нас играть по чужим правилам. В любом случае, если вы протяните мне руку, я буду только рад. Все позади?

Секундное замешательство, возникшее после этих слов, прошло. Князь пожал руку Сиверса и усмехнулся.

– Любое испытание, – многозначительно начал он, – есть жизненный опыт, а он глубже и весомее всяческих знаний. Об одном только я вас прошу: оставьте ее. Вы не знаете, к чему вы оба идете.

– Вот как? – скупо проговорил Сивере.

– Да, именно так, – ответил князь. – Болезнь гораздо серьезнее, чем можно себе представить.

Глава 9. Система зеркал

1

Оказывается, не только Багрянородский приезжал в «Монастырский приют» каждый год. В различные месяцы, чаще всего ранней весной или поздней осенью, сюда любил наведываться и князь Романов, а также Локусовы. Александр Юрьевич выяснил это, листая регистрационную книгу, которая лежала за стойкой в гостиничном холле. Время отдыха фигурантов по датам не совпадало, но это не имело значения. Кто-то из этих и других нынешних постояльцев вполне мог записаться под чужой фамилией.

Возможно, здесь бывала и Анна Горенштейн, она сама признавалась, что любит горы и занималась с некоторыми из своих мужей кроме любви еще и альпинизмом. Может быть, ее первый супруг погиб именно тут? А кто все-таки написал ей ту странную записку? Ведь не состряпал же ее на том свете Влад, отправив с гонцом-Афониным…

Сняв с груди медальон, Сивере открыл крышечку, вглядываясь в юное лицо красавицы на фото. Кого же она напоминает? И тут его вдруг поразила мысль, он понял, что, возможно, это одна из тех женщин, которые в настоящий момент находятся в монастыре. Да, она стала другой со временем. Может быть, имело место и хирургическое вмешательство.

Смена прически, пластически измененная форма носа. На фотографии – счастливое, одухотворенное лицо; сейчас – опыт и прожитые годы. Иной взгляд. Но глаза… Глаза трудно позаимствовать напрокат, взять в долг или купить у того же хирурга. Они почти всегда остаются прежними.

Женщину делает красивой мужчина, ее спутник. Все зависит от его отношения к ней. В благорастворении воздуха и окружающей ее любви она может расцвести и стать прекрасней самых дорогих, но одиноких красавиц, чье быстрое подурнение близко участи несчастливых женщин. Сивере почти догадался, почти узнал на снимке эту женщину, когда его размышления прервал бесцеремонный толчок в плечо.

– Что это мы так рассматриваем? – спросила Оленька Дембович, обнимая его за шею и целуя в ухо: – Что за красавица, твоя жена?

– Была бы у меня такая жена, я бы с тобой не связывался, – проворчал Александр Юрьевич, пряча медальон под рубашку.

– Ладно, дело хозяйское, лучше скажи: удалось тебе выполнить мое поручение? Насчет Анны Горенштейн.

– Я что, твой агент? Джеймс Бонд? По-моему, ты – нимфоманка.

– Слушай, Бонд, тут все крутится вокруг одной пропавшей вещицы, которая предположительно хранилась в футляре. Я с тобой откровенна, поскольку ты – лицо незаинтересованное. Ты втянут в эту историю поневоле. На лишних сыпятся все шишки, но ты – как громоотвод.

Оленька села напротив него и, судя по всему, говорила серьезно. Она выглядела сосредоточенно и уверенно, как знаменитая Никита.

– Отнесись к моим словам внимательно. У тебя нет выбора. Или ты со мной, или – с преступниками. Большинство людей, которые здесь погибли, убиты из-за той вещицы в футляре. Некоторые – случайно. Ты не можешь оставаться на нейтральной полосе.

– Почему бы тебе не обратиться к комиссару Куруладзе, если все так скверно? – произнес Сивере. – Он представляет здесь власть, ему и карты в руки.

– Откуда мне знать, что он не с ними и не играет той же крапленой колодой? Кроме того, он такой же дуб, из которого сделан его обеденный стол. Мне надо знать, что здесь делает Анна Горенштейн. Что думает, с кем еще связана?

– Одно могу сказать: ты идешь по ложному следу, – ответил Сивере. – И кого ты вообще представляешь, Мата Хари?

Оленька посмотрела на него, молча полезла в карман и вытащила какой-то значок необычной формы, умещающийся в ладони.

– Интерпол, – коротко ответила она.

2

Интересному разговору помешали старые карточные шулера: усевшись в гостиничном холле в ряд, они разом повернули головы в сторону заговорщиков, словно три грифа. Сиверсу даже померещился слабый клекот.

– После продолжим, – шепнула Оленька. – Сейчас мне надо спешить по одному делу.

Она пружинисто поднялась и ускользнула, оставив Александра Юрьевича с еще менее ясной головой, чем та была прежде. «Если Дембовичи из Интерпола, то кого они выслеживали? – подумал он. – Торговцев наркотиками, террористов или на мушке у них антикварные ценности?» Впрочем, Оленька могла и обмануть Сиверса, сейчас он был придирчив во всем и ко всем, готовый любому заявить свое станиславское: «Не верю!» Даже валютной путане в роли валютной путаны.

– Сегодня! – произнес вдруг Абарбанель, в упор глядя на Александра Юрьевича, который уже научился различать стариков. Справа от Абарбанеля сидел Алоиз, слева – Абдаллах.

– Что «сегодня»? – спросил Сивере.

– Вам сообщат, – сказал центровой. Другие по бокам кивками подтвердили.

– Форма одежды? – поинтересовался Александр Юрьевич. – Носки шерстяные? Или опять попаду «впросак»?

– Разве мы с вами разговариваем? – произнес Абарбанель.