Книга Кафе `Ностальгия` - Зоя Вальдес

У нас была одна мысль – поскорее вернуться домой и приготовить мусс из мамея. Мы купили в магазине «Монопри» банку сгущенного молока, следуя совету Адриана, раньше у нас не получалось приготовить мусс с обычным или концентрированным молоком, нужно сгущенное, иначе не будет соответствующей густоты и вкуса. Приготовив ингредиенты, позвонили по телефону Пачи и Сесару и пригласили их испытать ультрасовременный вкус нашей родины. Пачи извинился, сказав, что у него выставка на носу и нужно бежать кое-что доделать, к тому же сегодня он должен быть в префектуре по вопросу гражданства. Сесар к телефону не подошел, наверно, все еще спал, так как всю ночь писал и добрался до постели только с утренней песней своих нарисованных колибри. Самуэль отлучился на несколько минут – пошел прослушать сообщения на автоответчике. Пока его не было, я снова вспомнила нашу беседу в кафе «Клюни». Нельзя исключать того, что когда-нибудь Самуэль свяжется с Миной, она расскажет о том, что тогда случилось, и произойдет трагедия, разрыв, Самуэль исчезнет. Я должна признаться сама, рассказать ему то, что тяготит меня, раскаяться. Но раскаяться в чем? В том, что написала его отцу два десятка писем? Ведь я не сказала ему даже ни одного слова! Хотя, согласись, Марсела, из-за твоей дурацкой писанины его отец не смог даже попытаться оправдаться, его превратили в живой костер.

В этот момент вошел бледный как смерть Самуэль. Я, знавшая его как никого другого, поняла, что он взбешен. Самуэль молчал. Сейчас придется метафизическими клещами вытягивать из него слово за словом, подумала я. Он не считал нужным делиться своими бедами с другими людьми, хотя, честно сказать, иногда в отношении меня он и делал исключения. Упав на софу, он прикрыл рукой глаза, сказал что-то – как раз в тот момент, когда я включила миксер, так что я не расслышала.

– Я не расслышала, что ты сказал, извини, – выключила я аппарат.

– Я получил уведомление из префектуры, они не дают мне разрешения на работу. Рекомендуют поехать в Соединенные Штаты. Если б я только мог знать раньше. Рассмотрение бумаг – чертовски сложное занятие во Франции. Я не предусмотрел всех этих мелочей. Воспользуйся я плотом, давно бы уже был в Майами, – он заметно нервничал, я сказала бы даже, что он был испуган.

– Не отчаивайся, тебе нужно быть настойчивым: они всегда говорят одно и то же. – Я разлила густую массу по двум высоким стаканам цвета фламинго.

– У меня там только Андро, а он не сможет для меня сделать много. – У него на губах виднелась пена от мусса, похожая на густые усы, совсем как у его отца, только розовые.

– В Гаване ты познакомился с одним человеком, он мой хороший друг. Я узнала это из дневника. Никогда я тебе этого не говорила, потому что мне это казалось слишком немыслимым совпадением, а у меня страх перед случайностями. Я не верю в случайности. Роберт Салливан… – с волнением в голосе сказала я.

– Вот тебе раз! Невероятно! Жизнь чертовски удивительная штука!

– Ты даже не знаешь насколько, – двусмысленно добавила я.

– Но дело в том, что я потерял его визитку, – его лицо, осветившееся на мгновение, тут же помрачнело.

– Не волнуйся, у меня с ним прямая связь. Именно мистер Салливан сделал из меня фотографа. Ему я обязана всем. Уверена: он тебе поможет. Ты в самом деле поедешь? – у меня все похолодело внутри, и отнюдь не от кусочков льда, охлаждавших мусс из мамея.

– Но если бы ты… – он встал, приподнял за подбородок мою голову. Я догадалась, на что он намекает, но притворилась дурочкой, хотя чувствовала, что сейчас мне подпишут приговор.

– Успокойся, я помогу тебе, ты же знаешь, что на сегодня ты мой лучший друг. Вместе с Шарлин, – уточнила я, чтобы не было никакой двусмысленности.

– Нет, Map, я хочу сказать, если… если бы ты хотела… – он замялся, отпустил мой подбородок, снова взял стоявший на стеклянном столике запотевший стакан. – Я предпочел бы жить с тобой вместе, как семейная пара… Я люблю тебя, люблю. Уф, наконец-то я это сказал!

Впервые за тридцать с лишним лет со мной объяснялись подобным образом: такими неясными словами, со страстью, со страхом, с холодным потом, с трясущимися губами – все было в точности так, как я представляла себе это в детстве. Такого объяснения я ждала много лет назад из уст Хосе Игнасио, от отца Самуэля, от других. Я была счастлива, но в то же время мне было стыдно.

– Не комплексуй, – он прервал мои мысли, точно попав в цель, – не думай о возрасте, я кажусь старше тебя, это все говорят. Вот и вся моя анкета, и проверка одобрила наш союз, – пошутил он.

– Не выйдет. Мы слишком много знаем друг о друге, – ответила я расхожей театральной фразой.

– Не понимаю. Ты хочешь сказать, что я тебе не нравлюсь? Так?

– Я хочу сказать то, что хочу сказать: мы знакомы дальше некуда, и дружба наша закончится, если мы попытаемся превратить ее во что-то другое. Кроме того, не знаю, известно ли тебе, но я отказалась от секса. Я никогда не видела в нем ничего особенного, ничего в нем не понимаю. Ясно же как Божий день: секс меня не привлекает, я фригидна, словом… – и я ушла на кухню.

– А ты попробуй, – он говорил очень серьезно, я же ждала, что он рассмеется.

– Ты полагаешь, что, дожив до таких лет, я ни разу не пробовала? Ты только представь, я соглашусь и что… не станешь же ты гробить всю жизнь на то, чтобы излечить меня от моего хронического недуга. В лучшем случае из всего этого выйдет скоротечный роман, в котором чувства ни на грош, – пробурчала я, убежденная в своих доводах.

– Я уверен в себе и знаю, чего хочу, я это сказал сейчас, скажу и потом. Это не простой каприз, Map, я же сказал: я люблю тебя. Без тебя у меня все было впустую. Но с тобой – все по-другому. Неужели ты не понимаешь, как нам хорошо вместе? Ну, единственное, чего мы не сделали, так это не переспали, я имею в виду, не трахнулись. Потому что в постели мы оказывались уже тысячу раз, – спокойно настаивал он.

– И ты не задался вопросом, почему мы не совершили этот акт?

– Задавался. Я не собирался форсировать события, хотел дать время…

– Время на что? – Шарлин убила бы меня за подобную жестокость.

– На то, чтобы прояснить… я же серьезно. Словом, у тебя получился потрясающий мусс. Осталось еще?

Я налила ему второй стакан, держась на расстоянии от него, не ближе чем на вытянутую руку. Он поставил стакан на пол, точнее на ковер, подделку под шкуру белого медведя. Встал и подошел ко мне.

Я не отклонилась, когда его губы коснулись моих; чуть заметное прикосновение, легкая дрожь, но этого уже было достаточно, чтобы я унеслась совсем в другое измерение. Однажды нам уже выпало на долю поцеловаться, это было у Анисий, когда мы играли в бутылочку, но тот поцелуй ни к чему не обязывал, и кто знал, что он будет прообразом другого поцелуя, того, что сейчас парализовал разум, ввергая его в какое-то безумное состояние.

– Видишь, я люблю тебя. А ты? – сказал он.

Конечно же и я любила его.