Книга Счастье™ - Уилл Фергюсон

– Я разве сказал «мои приятель по университету»? – Мистер Мид рассмеялся. – Я хотел сказать «приятель моего отца». Они вместе сражались. Оба герои.

– Интересно… – Глаза хозяина бензоколонки так сузились, что превратились в щелочки. – Говорят, Джека с позором демобилизовали, вытурили за то, что занимался контрабандой патронов из военного магазина. Семь месяцев тюряги за спекуляцию, он с позором ушел со службы. Вам нужен этот самый Джек Макгрири?

Мистер Мид подался вперед и хрипло проговорил:

– Может, Джек и наделал ошибок, но для меня он остается героем.

– В самом деле? – не поверил хозяин.

Пока мистер Мид все больше увязал в неуклюжих попытках дипломатично обхитрить местного жителя, Эдвин бродил по унылому магазинчику, дивясь выцветшим упаковкам и пыльным ценникам. Старые пупсы-голыши рядом с почтовыми открытками 1940-х годов в рамках-подставках, которые больше не вращались; на полках лежали карбюраторы и тут же в родной целлофановой упаковке – восьмидорожечные кассеты Машиниста Вилли. А затем, когда он рассматривал упаковки гвоздей разной длины и старые свечи зажигания, что-то привлекло его внимание. Он поднял голову и уперся взглядом в потускневшую выцветшую рекламу жевательной резинки «Красная Семерка». Эдвин не мог понять, что такого в этом плакате с загнутыми уголками, выцветшем от солнца и возраста. Он хорошо помнил «Красную Семерку». Ее перестали выпускать, когда он учился еще в начальной школе (кажется, Красная Краска № 7 вызывала врожденные дефекты у лабораторных крыс), хотя в странах третьего мира она продавалась до тех пор, пока изготовителя не поглотила «Ригли».

При чем тут «Красная Семерка»? Что такого в этом плакате? И тут он понял. Внизу плаката выцветшие буквы рекламной фразы. «Красная Семерка» продавалась упаковками по две за цену одной, и слоган, набранный разномастными буквами, гласил: «Твоя упаковка суперароматной резинки! Два пузыря в одном!» Эдвин похолодел. По коже побежали мурашки – так бывает, когда вы перешагиваете могилу, и тут ветер шуршит в траве. «Твоя УПАКовка СУперАрматной РЕзинки». Тупак Суаре! Вот оно! Разгадка близка.

Эдвин вернулся к прилавку и шепнул мистеру Миду:

– Пойдемте отсюда.

Но тот уже настолько завяз в паутине лжи, что никак не мог выпутаться.

– Значит, – говорил владелец магазина, – инструктор кузена твоего отца по строевой подготовке разыскивает Джека Макгрири, чтобы исполнить последнюю волю и завещание анонимного дарителя, а вы действуете от его лица?

– Да, да, черт возьми, – отвечал мистер Мид. – Ну так где он?

На Эдвина внимания не обратили, и он, вздохнув, перевел взгляд на конфеты и дешевые безделушки вдоль кассового аппарата (допотопного, где каждая цифра появлялась в отдельном окошке). И там, рядом с конфетной жвачкой и пластиковыми вертушками, он увидел наклейки в картонной коробке. Маргаритки. Десять центов штука.

– Я почти не вижу Джека. Он здесь не бывает. Эдвин перевел взгляд на продавца:

– Джек Макгрири тут завсегдатай. Бродит, высматривает и как-то купил пригоршню этих наклеек.

Человек за прилавком замолчал. Обернулся и посмотрел на Эдвина:

– Откуда ты знаешь про цветочки?

– Где он? – спросил Эдвин.

– Я не особенно жалую Джека, – ответил тот. – Как и все остальные. Но мы его терпим, так было и так будет, и не позволим, чтобы тут ошивались всякие пронырливые кредиторы. У меня под прилавком хорошо смазанная двустволка двадцатого калибра. Если вы сейчас же не уберетесь, я застрелю вас за нарушение владений. – Он сделал ударение на слове «застрелю».

Мистер Мид фыркнул:

– За нарушение владений в общественном месте в рабочее время не убивают.

– А у нас убивают. Муниципальное распоряжение 7701. Убирайтесь, пока я не разозлился. – И он потянулся рукой под прилавок.

– Хорошо, хорошо, – сказал мистер Мид. Они ретировались, входная дверь за ними захлопнулась. – Куда теперь? – спросил мистер Мид.

– В библиотеку, – ответил Эдвин.

Библиотека, построенная из песчаника в величественном поздневикторианском стиле, оставалась главной архитектурной достопримечательностью округа, хотя некогда внушительная площадь превратилась в жалкий клочок бурой травы вокруг давно не функционирующего фонтана. С парковых скамеек, утопших в высоких сухих сорняках, облезла краска, словно при неизлечимой экземе. На садовой дорожке раскрошился бетон, а ступени библиотечной лестницы стерлись. Но все же здание не потеряло своего великолепия за все эти годы.

Внутри было пыльно и темно, и, по контрасту с обжигающим солнцем на улице, если не прохладно, то хотя бы не жарко. Библиотекарша, высокая тонкогубая дама с душком серы и адского пламени, пряталась за стопками старых книг; пришлось ее выискивать.

– Есть кто-нибудь?

Тишина. Они видели, как дама пригнулась, делая вид, будто не слышит. Может, не заметят и уйдут.

– Простите за беспокойство, но мы бы хотели…

– Библиотека закрыта.

– На табличке написано: «Открыто».

– Ну и что? – отрезала она. – Библиотека закрыта. Работает только утром, это все знают.

«Где-то я видел ее, – подумал Эдвин. – „Американская готика“. Она стояла рядом со стариком с вилами».

– Мы ищем Джека Макгрири, – сказал мистер Мид.

Ее суровое недовольство сменилось лукавым любопытством.

– Мистера Макгрири? Опять что-то натворил?

– Возможно, – ответил Эдвин.

Дама просияла, разве только в ладоши не захлопала.

– Я так и знала! Я знала, что ему это с рук не сойдет.

– Что не сойдет? – переспросил Эдвин. – О чем это вы?

– Его прошлое. Он – сквернослов. Совершенно не воспитан. Ему нельзя доверять, это все знают. Агнес застукала его в «Экон-Еде», когда он ел сардины прямо из банки. Представляете? Притащил с собой открывалку в магазин.

– Мы не насчет сардин, – сказал Эдвин.

– Нет? – Она была явно разочарована.

– Нет. Нам нужно его найти, и мы думали, вы нам поможете. Он ведь частенько бывает здесь.

– Да уж частенько, – неодобрительно проговорила дама. – Почти каждый божий день. Выдернет книжку то тут, то там, всю систему нарушает, увозит их домой под солнцем, в своей раздолбанной тачке. Ее он тоже стащил из «Экон-Еде». Сегодня утром приходил. Сбросил груду книг, все просроченные, на полях эти ужасные каракули. Сколько раз я предупреждала его, чтобы не писал в книжках, а он отвечает: «Да ладно, в этой ужасной дыре все равно больше никто не читает». Он, конечно, сказал не «ужасной», а по-другому. Не буду произносить вслух. Он невозможный сквернослов.

Мистер Этик оглядел стеллажи – трехэтажные полки, ржавеют старые стремянки на колесиках. Затхлый воздух пахнет плесенью. Все заполнено словами и пронизано мыслями. Не библиотека, а склад потерянных сочинений.