Книга Иностранные связи - Элисон Лури

Дело не в том, что здешним друзьям Винни не нравится Чак. Напротив, очень даже нравится: его находят занятным, своеобразным, а его американскую простоту и грубоватость — очень забавной. Вся беда в том, что если английские друзья Винни узнают, что она сошлась с Чаком, то ее начнут равнять с ним, станут смотреть на нее другими глазами. И не потому, что они англичане, — так мыслят все люди. Бывает, что эта путаница затягивает и самих влюбленных: опьяненные страстью, они верят, что души их слились в одно или всегда были единым целым. Как сказал однажды американский друг Винни, когда их краткие отношения достигли высшей точки, в городском парке в Саратога-Спрингс: «Иногда мне кажется, что я — это ты, а ты — это я». «И мне», — согласилась Винни, тоже во власти этого заблуждения. (Сейчас ей ничего подобного не кажется. Скорее наоборот: рядом с Чаком она, как никогда, чувствует себя маленькой, робкой и необычайно умной.)

Еще чаще ставят знак равенства между влюбленными люди со стороны, наделяя их чертами друг друга. Если радикал встречается с консерватором, то политические взгляды обоих кажутся умеренными, даже если на деле они не изменились. Заведи роман с человеком намного моложе тебя — и сама будешь казаться моложе, а твой возлюбленный — более зрелым.

Винни не хочет, чтобы лондонские друзья путали ее с Чаком, считали простоватой, смешной, вульгарной — одним словом, обычной американкой. Пусть ее принимают такой, какая она есть. Пусть считают ее одной из них (между прочим, до сих пор Винни казалось, что это на самом деле так). Пусть видят в ней главную героиню, а не второстепенный персонаж; наблюдателя, а не ту, за кем наблюдают, думает Винни, остановившись у вольера с водоплавающими птицами, напоминающего гигантскую сетку от комаров, кое-где подпертую высокими алюминиевыми шестами. Хорошо быть одной из тех маленьких, неприметных бурых птичек, что плещутся на мелководье или бродят, шурша, среди болотных трав возле ограды, — деловитые, довольные собой, настоящие хозяева. И совсем не хочется быть похожей на одну из жирных, ярко раскрашенных редких птиц, на которых сейчас с хихиканьем показывает пальцами кучка горожан.

Яркие птицы и зеваки напомнили Винни о Дафне Вэйн и о том, что через час, а то и меньше, начнется банкет у издателя в честь выхода ее воспоминаний, написанных в основном чужой рукой. Чтобы успеть прилично одеться и помыть голову, надо спешить. Хорошо, что банкет устраивают в Мэйфере, куда нетрудно добраться на семьдесят четвертом автобусе, который ходит от зоопарка и останавливается чуть ли не у дверей дома Винни.

Винни появляется в роскошном перестроенном особняке в георгианском стиле, когда банкет у Дафны уже в самом разгаре. Первые полчаса ей кажется, что здесь весело и оживленно, потом — чересчур шумно и людно. Приемы, где нужно стоять, даются Винни тяжело из-за ее небольшого роста: почти все разговоры ведутся над ее головой, а если нужно куда-то пройти, Винни чувствует себя ребенком, который, увидев в толпе знакомое лицо, пробирается среди равнодушных взрослых, то и дело натыкаясь на острые локти и толстые зады. К тому же сегодня многие, кого с первого взгляда узнает Винни, оказываются вовсе не знакомыми, а актерами, которых она видела когда-то на сцене или на экране. Понятно, что, как большинству актеров, им неинтересно с людьми иного круга.

— Ну как, весело? — спрашивает настоящий знакомый, Уильям Прост, глядя на Винни сверху вниз.

— Да. То есть не особенно. Прием у издателя — не лучший повод для встреч, на мой взгляд.

— А это и не повод для встреч, — уточняет Уильям Прост, дотянувшись до тарелки с горячими закусками и предлагая их Винни. — Как обычно, народ пригласили не просто так, а с расчетом. У одних — связи с какой-нибудь фирмой, у других — с газетой, у третьих — с театральным миром. Правда, я слышал, Найджел очень разочарован, что пришло так мало театральных деятелей. Я здесь затем, чтобы устроить обсуждение книги на Би-би-си, а вы — чтобы рассказать всей Америке, до чего она замечательная.

— По-видимому, вы правы. — Ничего умнее Винни придумать не может. В голове у нее гудит, желудок разболелся от крепкого пунша и острых канапе.

Винни прощается с Уильямом и идет к дверям, на ходу приветствуя немногочисленных знакомых. Среди них, как и следовало ожидать, Розмари Рэдли.

— Чудесно здесь, правда? — Несмотря на изысканный наряд и безупречный макияж, Розмари кажется рассеянной, равнодушной, она слегка навеселе.

— О да, очень.

Винни вспоминает, что должна была о чем-то поговорить с Розмари, но о чем именно? Ах да! Нужно объяснить, что Фред Тернер любит ее и в Америку возвращается не по своей воле. Поручение не из приятных, да и место для разговора — в зале, полном людей, — неподходящее. И зачем это нужно, если подумать? Исход их романа был предрешен, с самого начала было ясно, что вместе им не быть. Розмари, конечно, красавица, и жизнь у нее яркая, блестящая. Некоторым как раз такое по душе, но для Фреда она слишком сложный человек и влияет на него дурно. Розмари легкомысленна, себялюбива, несдержанна, любит все дорогое и фальшивое. Даже если и можно их помирить, то вряд ли нужно.

Однако капризная судьба предоставляет Винни случай выполнить обещание. Как только Винни сняла с вешалки плащ, вновь появилась Розмари с вопросом, не подвезти ли ее до дома. Розмари едет на Глостер-Кресент, на званый ужин, и без труда подбросит Винни. Стыдясь своих недавних мыслей, Винни колеблется, но голова у нее болит все сильнее, а семьдесят четвертый автобус с закрытием зоопарка становится редким, почти вымирает — и Винни соглашается.

Поймать такси в этот час в Мэйфере обычно сложно, но Розмари каким-то чудом высматривает одно. Пустившись нетвердой походкой по Верхней Гросвенор-стрит (в серебристых босоножках на шпильках и длинной розовой накидке, развевающейся позади), Розмари обгоняет двух мужчин в котелках, уже остановивших такси. Те возмущаются, но Розмари, одарив их лучезарной улыбкой, отворяет дверь, машет Винни и со вздохом сама опускается на сиденье — безвольно, как сдутый розовый воздушный шарик.

— Сборище идиотов, — начинает она нежным, мелодичным голосом. — Дураки университетские. Когда-то прочитали пьесу и мнят, что все знают о театре.

Винни молчит. Насколько она помнит, кроме нее, «университетских дураков» на банкете больше не было. Так на кого же намекает Розмари?

— Вино скверное, — продолжает ее спутница, — а закусок кот наплакал.

— Нет, что вы, — спешит поправить ее Винни, — еды было достаточно.

— Неужели? Меня никто не угощал. — Розмари звонко смеется. — Сами объедались, а мне не предлагали.

Винни снова молчит. Не в ее ли собственный огород этот камешек? Молчит и Розмари, сидит печальная в своем шелковом коконе.

Машин на дороге много, такси движется по Саут-Одли-стрит рывками: лишь тронется с места и тут же тормозит. С такой скоростью и за два часа не доползти до Риджентс-парк-роуд. Если сию минуту выйти и пешком добраться до станции метро «Бонд-стрит»… Но не успевает Винни решиться, как Розмари, повернувшись к ней, начинает жаловаться на Фреда, причем называет его «ваш друг Фред», тем самым исключая его из круга своих друзей и перекладывая ответственность за него на плечи Винни.