Книга Одновременно: жизнь - Евгений Гришковец

Но понимаю, что почти все разговоры сведутся к тому, что прямо сейчас происходит в Киеве и, в основном, в Крыму. Мне нужно будет как-то комментировать российскую пропаганду и бесконечные заявления наших СМИ и политиков. Мне постоянно нужно будет говорить о том, что те, кого я знаю, и я сам думаем иначе. Но при этом думаем не так, как хотелось бы в Киеве и в Крыму. У нас, у меня, есть свой взгляд, и этот взгляд связан с надеждой и сочувствием, и сопереживанием, и не просто желанием, но жаждой понять…

Я просто горюю от той грубой, неповоротливой и тупиковой позиции, которую озвучивают наши СМИ. От позиции, которая продиктована всем нашим телеканалам и которая неизбежно ведёт к ещё большей изоляции моей Родины.

У меня же есть только одна возможность в этой ситуации: просто исполнять то, что мы написали с группой «Мгзавреби», и говорить с теми людьми, которые хотят услышать именно моё мнение, а также услышать моё сочувствие, сопереживание и надежду.

3 марта

Сегодня утром вернулся домой из Тбилиси. Прожил три невероятно насыщенных дня. Первого марта сыграли большой, полноценный концерт с «Мгзавреби». Концерт шёл чуть больше двух часов и был прекрасен своей атмосферой и радостью. Концерт начался в 21.30, и всё время до концерта, даже когда репетировали, все без исключения чувствовали напряжение, непонимание и страх… Все постоянно следили за новостями из Крыма и каждый раз, когда заглядывали в интернет или включали радио, с трепетом ждали самых худших вестей… Хотя куда хуже-то! А я всё время думал: «Вот первое марта, начало весны… И как же хочется, чтобы первое марта не вошло в историю как страшная историческая дата». И ещё все время проговаривал: не хочу, не хочу, не хочу!

Конечно же, настроения, которые исходили от моих грузинских друзей и знакомых, определённы и ясны, – они, разумеется, солидарны с Украиной и совершенно не понимают безумных действий нашего руководства. Это понятно. Им лучше других знакомы такие действия. Однако по отношению ко мне все вели себя крайне предупредительно и деликатно. Не задавали вопросов, не пытались втянуть в какие-то обсуждения и дискуссии. Общим у нас были переживания, тревога и страх. И общее же непонимание, зачем и к чему всё это приведёт.

А концерт прошёл прекрасно. То, что «Мгзавреби» там любят и знают наизусть, вполне понятно и заслуженно. Я же очень волновался. Всё-таки большая часть публики «Мгзавреби» – довольно молодые люди, которые русский язык знают не очень хорошо, а некоторые не знают вовсе. Я волновался за их реакцию: я же не пою, а говорю. И местами довольно длинно. В этом случае понимание сказанного необходимо. Если бы я пел, как грузины, то, даже не понимая, можно слушать, – но я петь не умею.

Приняли же меня очень хорошо. Да что там хорошо, прекрасно! Приняли радушно, с благодарностью и надеждой. Думаю, что те страшные, тревожные новости, с которых началось первое марта, только усиливали эти благодарность и надежду. Проще говоря, волновался я зря. Меня очень порадовало, что было много людей постарше. Они не сгрудились возле сцены, а стояли чуть поодаль, но я видел их лица. Они внимательно слушали мои слова. Многие со второй нашей совместной песни достали телефоны и снимали видео. В этот момент я понял, что мы делаем то, что умеем и можем, а главное – должны. Я вспомнил зрителей, которые в разных городах России были на наших концертах. А на этих концертах было много людей, которые не то что совсем не понимают грузинский, они даже песню «Сулико» ни разу не слышали, да и грузин воочию никогда не встречали. Думаю, что были и те, кто не видел «Мимино», «Не горюй», а про фильмы Иоселиани, Абуладзе или Параджанова даже не слыхали. Так вот, я убеждён, что те люди, которые были на наших концертах в Москве и Питере, Казани, Нижнем Новгороде и так далее, те, кто пришёл в Тбилиси, – для этих людей уже никакая пропаганда никогда не будет истиной в последней инстанции.

После концерта было большое застолье. Много пели. С удивлением понял и обнаружил, что я самый взрослый человек за столом. В прежние годы и в прежние приезды обычно было наоборот. Чаще я был самым младшим или одним из младших. Я всегда удивлялся и радовался тому, что грузины не только все поют, но ещё все знают бесконечное количество песен. Но я боялся, что это уходящая культура, растворяющаяся, а позавчера убедился в том, что нет! Те люди, которым до тридцати ещё жить да жить, знают те же песни, поют не хуже, петь любят и поют не для меня, не для гостей, поют потому, что любят петь, петь умеют и не могут не петь.

Во время застолья и песен мне хотелось, чтобы всё происходящее в Крыму, единогласное принятие решения об использовании войск, и прочее, и прочее, оказалось просто сном. Сном тяжёлым, болезненным, мрачным и продолжительным. Сном подробным и ужасно реальным, выходя из которого ты некоторое время не можешь поверить, что это был только сон. Но это, чёрт возьми, не сон!

Вылетел сегодня ночью из Тбилиси, провожали меня Гиги и Лаша. Мы подводили итоги длительной работы, понимая, что сделали хорошую вещь. Ребята говорили о том, как сложна и взыскательна тбилисская публика, что в Тбилиси все считают себя музыкальными критиками, киноведами, театроведами, аналитиками футбола и политологами, но наше выступление приняли единодушно и хорошо. Сидели в аэропорту, пили чай, строили планы, обсуждали возможность записи одной-двух новых песен в апреле, выразили единодушное мнение о том, что если мы не сможем найти некую новую концепцию звучания и принцип строения песен, новый альбом писать нет смысла. И в любом случае с новым альбомом спешить не стоит. Обсуждали творческие планы, а я всё время думал, как хрупки и беззащитны все наши замыслы перед непонятными, непредсказуемыми решениями, действиями властей, а точнее, одного человека. И всё, что мы напридумывали, может в одночасье быть уничтожено и стёрто действиями одного батальона, одного танка, одного человека с автоматом.

В Минске сидел два часа в аэропорту. Шли утренние новости, показывали резню в Китае, показывали детские соревнования, говорили о погоде, про Украину не было сказано ни слова. А сейчас поздний вечер третьего марта. И к вечеру мне понятно, что мои хозяйственно-жизненные планы и расчёты, связанные с покупкой чего-то, связанные с планированием летнего отдыха, связанные с простым человеческим пониманием и видением того, как будет жить моя семья в ближайшее время, как будет складываться моя работа, заработки, – все эти расчёты можно забыть. А пытаться делать новые расчёты пока бессмысленно. Не хочу! Не хочу! Не хочу. Не хочу, чтобы моя страна выглядела ещё большим пугалом. Не хочу ассоциироваться с теми людьми, которые принимали последние решения, не хочу ассоциироваться с танками, штурмовиками и грузовиками с солдатиками. Не хочу ассоциироваться с безумием.

Ещё вчера вечером гуляли по старому Тбилиси, заходили в разные места, встречали много людей, которые на нашем концерте были. Во многих заведениях звучал джаз в исполнении превосходных музыкантов. В очень приятном кафе под названием «КГБ», причём на вывеске есть даже серп и молот, играло джазовое трио. Музыканты были такого уровня, что сложно представить таких музыкантов в маленьком кафе, где они играли для двух десятков посетителей. Вдруг пришла компания, в которой был невысокий человек лет сорока пяти, с футляром, из которого он достал саксофон. Он подготовил инструмент, налил бокал вина и присоединился к играющему трио. Он заиграл так гениально, что я не поверил ушам. С ним многие здоровались, ему аплодировали, а он играл, отпивал вино и снова играл. Через некоторое время мне сказали, что это ректор грузинской национальной консерватории…