Книга Приглашенная - Юрий Милославский

«Нет универсального определения» – это высказывание в переводе с фарисейского на человеческий означает нечто неоспоримое: мы не знаем, что такое время. Еще бы. Однако собираемся «через несколько десятков лет» то ли по нему, то ли в нем – о котором мы ничего не знаем – путешествовать. А что если природа времени такова, что с путешествиями (и по нему, и в нем) не согласуется? – Нет, этого не может быть, потому что «процесс развития технологии стремителен».

Стоило бы также обратить внимание на спрятанную во всех наших рассуждениях о времени своеобразную договоренность. То, что его «универсальное определение» все еще отсутствует, почему-то не препятствует нам прилагать к самого разного рода и вида темпоральным явлениям-процессам категорию размерности, т. е. способность поддаваться измерению, выраженному в определенных единицах. Более того. Устанавливая размерность иных явлений и процессов, мы постулируем, что основой этой размерности является именно время: напр., км/ч, кБ/сек и прочее. Эти сек., мин. и ч. мы, не зная их природы, предварительно «измеряли» самостоятельно, прилагая к ним нами же самими измышленные (определенные) отрезки – единицы времени, о природе которого, повторюсь в который уже раз, мы не имеем данных. Мы не знаем, что именно мы измеряем. Уместность подобного подхода оправдывается тем, что всё во вселенной (за исключением «черных дыр»?) так или иначе протекает/происходит во времени. Даже если мы согласимся на этот компромисс, остается еще не обсужденной проблема «обязательной синхронности», т. е. всё в мире не просто «протекает во времени», но в нерасторжимой связке с ним: куда оно, туда и мир. В качестве противовеса и возникла концепция (скорее, различные концепции) «путешествие по/во/вне времени».

«Х километров в час» – можно. А наоборот? «Х часов в километр» – не принято. А ведь мерность пространства/расстояния от пункта А в пункт Б есть нечто много более очевидное, нежели мерность собственно времени. Километр – он и есть километр. Переводимый в мили, версты – и обратно. Секомый на футы, дюймы, метры, сантиметры. Получается, что я таким образом противозаконно смешиваю различные «константы», от чего мне будет радостно отказаться, как только нам предложат достаточное объяснение, почему позволительно прилагать категорию мерности во времени к перемещениям в пространстве, если, в отличие от могущего быть наблюденным процесса движения поезда ли, аэроплана, светового потока, движение (перемещение из пункта А в пункт Б) времени как такового мы наблюсти все-таки не в состоянии? И вновь пресловутый поезд выходит из пункта А в пресловутый пункт Б и приходит к месту назначения по расписанию, о чем позволительно судить, глядя на циферблаты вокзальных, или карманных, или наручных часов. Что измеряют часы? – Время. А что такое время? – См. выше.

Но если мы не знаем природы феномена, измеряемого нашими приборами, то как беремся мы судить, каковы, т. с., взаимоотношения между нашими измерениями – и тем, что нами будто бы измеряется? Я не хочу сказать, будто связь между двумя названными феноменами совершенно отсутствует, но в чем она состоит? «Время идет, а мы его измеряем» – это для меня не самоочевидно. Что, собственно, мы измеряем?

Но оставим полемику. Вновь напоминаю: каждый из нас, если он, вроде меня, замрет, прищурясь, покусывая или скорее притискивая зубами кромку верхней губы, уставясь в любую произвольно избранную на стене, на оконной раме, а то и за окном точку, сможет почти немедленно извлечь из своего сознания до десятка любопытных наблюдений, которые показывают, что природа времени вовсе не столь доступна даже для оснащенного самой передовой технологией ученого путешественника, но тем не менее иногда («время от времени») открывает себя совершенно неожиданным образом, без предупреждения, не оставляя нам возможности сосредоточиться, прийти в состояние готовности к осознанию события. Конечно, в явлении времени много – даже слишком много, подозрительно много! – будто бы очевидного. Повторюсь. Мы с легкостью измеряем его; сами устройства измерения времени доступны сегодня практически каждому, притом что устройства эти, будучи частью материальной культуры, оказываются иногда предметами дорогостоящими, обладание коими свидетельствует о принадлежности их владельца к определенному общественному сословию. Кроме того, над нами постоянно всходят – и заходят – луна, солнце и прочие светила небесные, что, как нас учат издревле, является вехой/сигналом истечения/прохождения определенного отрезка времени. Мы не знаем, что «это» и куда оно «идет», но вынуждаемся принять, что это «нечто», во-первых, подвижно, ему задан определенный ход, а во-вторых, этот ход нерасторжимо связан с каждым из нас в отдельности и со всеми вместе, хотя суть этой связи нам не столь ясна, что бы там ни утверждали в Израильском или каком угодно технологическом институте.

Однажды мне попалась под руку переводная книжка какого-то скандинавского автора, купленная (а возможно – для смеха стянутая) Катей в одном из «русскоязычных» магазинов, где между бакалеей и гастрономией также попадались полки с кое-какой подержанной печатной продукцией по бросовым ценам. Я едва тронул ее, открывая наугад то там то сям, покуда книга не разогнулась на странице, содержание которой (когда я принудил себя вчитаться) показалось мне до того любопытным, что я сберег все это сочинение у себя – и теперь предлагаю из него несколько абзацев.

Итак, юношу, от чьего имени ведется повествование, занимает феномен времени:

«Поль* пишет об Эйнштейне.

Я понял, что Эйнштейн – мой друг.

По словам Поля, из его теории каким-то образом следует, что прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно. Это одно из следствий теории относительности. Я, конечно, не представляю себе, как это должно получаться в действительности, но это и неважно. /…/

Я добрался до места, где сказано, что специалисты (бог весть кто они такие) до сих пор не пришли к единому мнению о том, что представляет собой время. Это подогрело мой интерес. Одни хотят раз и навсегда ввести единое определение своего рода универсального времени, которое служило бы для измерения происходящих изменений, другие же требуют объявить саму концепцию времени утратившей силу и отменить время, признав несуществующим. Мы можем по-прежнему пользоваться часами. Мы можем продолжать мерить изменения в секундах, часах и годах, но сама идея времени как явления, которое существует в природе, неприемлема. Все мои симпатии на стороне последних» .

Автор/герой прав: как именно согласуются между собой элементы умозрительной тройственной категории «прошлое – настоящее – будущее» – действительно «неважно». Забавно получилось у него и насчет идеи неприемлемости времени как явления.

Но верно и то, что человечество в лице своих образованных представителей без колебаний отваживается на сколь угодно широкие обобщения и констатации.

Напр.:

«…время не отделено от пространства, но вместе с тем образует единый объект» (Стивен Хокинг. «Краткая история времени от Большого Взрыва до черных дыр»).

Если популяризатор желает повторить в который раз, что время сотворено исключительно «для пространства / в пространстве», т. е. есть часть тварного, конечного мира (см. выше), ему следовало бы победить свою склонность выражаться высокопарно, т. к. подобная манера обычно не идет на пользу делу.