Книга Чеслав. Ловец тени - Валентин Тарасов

—Хватит! — крикнула она срывающимся голосом. — Негоже вам калечить друг друга!

Но соперники, буравя один другого лютыми взгляда­ми, казалось, не замечали этой внезапно возникшей пре­грады. Тогда, видя, что мужи не собираются отступать, Зоряна прикрикнула на них еще жестче:

— Я сказала: хватит! Любой, кто сделает хотя бы шаг вперед, моего ножа отведает! Рука моя не дрогнет!

А сама делала выпады попеременно в сторону то одно­го, то другого, заставляя их отступать и увеличивая тем самым расстояние между дерущимися.

Вид разъяренной девки, разбороняющей их ножом, не­много охладил пыл противников. Под ее грозными окри­ками их руки опускались все ниже, выражая все меньше угрозы. Они все еще разили один другого злыми взгля­дами, стараясь вложить в них решимость продолжить драку, но то были лишь взгляды.

— Прочь идите! Зреть вас не хочу! — видя, что мужи все еще не желают расходиться с миром, то ли прокрича­ла, то ли прорычала Зоряна.

Те не проронили ни слова.

Не сразу, выжидая, кто двинется первым, они в полном молчании все же разошлись в разные стороны: сперва от­ступая лицом к лицу, не упуская соперника из виду, а ра­зойдясь подальше, таки повернулись спинами и стали удаляться каждый в своем направлении, неспешно, не оборачиваясь.

На поляне среди каменных валунов, немых свидетелей только что случившегося противостояния, осталась од­на Зоряна. И лишь когда оба мужа скрылись с глаз, она обессиленно выронила нож и, опустившись на траву, да­ла себе волю — беззвучно зарыдала.

О драке со Стояном Чеслав никому не сказал, даже вер­ному Кудряшу. Иначе следовало рассказать и про купаль­скую ночь. Но такой мысли парень и допускать не хотел, потому как это была не только его тайна. А девку, кто бы она ни была, Чеслав славить не хотел. И если даже месть за любощи с ней ходила за ним по пятам да грозила опас­ностью из любого укромного места, то и это было лишь его личное дело, посвящать в которое он никого не хотел.

Но... Стоян. Что-то часто на его пути стал появляться Стоян. То стрелой его якобы ненароком пущенной метил да в силки загонял, а теперь и вовсе открытую драку за­теял. А то, что этот муж оказался у каменных валунов не­случайно, сомнений у Чеслава и вовсе не было. Вот толь­ко за кем шел да присматривал — за ним или за Зоряной? Скорее уж за Зоряной. Видать, не ошиблась пронырливая Кривая Леда, что запала девка в душу вдовца, да не про­сто, а ой как крепко. И уж не он ли тот мститель, что мет­нул нож в купальскую ночь, грозя смертью Чеславу, да и потом спуску не давая? Если только в ту ночь с ним бы­ла Зоряна... А если нет? Если Стоян не знает про ту ночь, а нынче, гонимый страстью, тайно приглядывал за дев­кой и случайно увидел, как схлестнулась она с Чеславом, но понять не мог отчего? Вот и взыграла в нем кровушка. Но тогда есть кто-то еще, кто преследует его с той ночи... А если тот нож был всего лишь разовым предупреждением случайного свидетеля? Ведь он не разил, а предостерегал. И что, если все остальные попытки лишить его жизни связаны только с тайной смертей в округе и его желани­ем найти виновного в них? Может ли Стоян быть при­частным к этому? И как это связано с чужаками?

Кипит и мирно побулькивает варево в котле над очагом, время от времени помешиваемое Болеславой, которая, по-хозяйски следя за стряпней, украдкой нет-нет да погляды­вает в сторону притихшего в углу Чеслава. Кипучим варе­вом, а совсем даже не мирным, бурлили мысли и в голове Чеслава, изводя его все больше и больше, не давая ответа, что же за кушанье из происходящего с ним и вокруг него доведется отведать. А может, и не доведется вовсе?

И потому с большой радостью он воспринял весть, принесенную в дом возникшим на пороге Кудряшом, что дядька Сбыелав собирает ватагу мужей идти поутру лес валить, надеясь хоть на время работой отвлечься от тяж­ких размышлений.

Наверное, для пришлого, не рожденного в окружении леса, он мог казаться всегда одинаковым. Однако каждый рожденный в его обители наверняка знал, что это вовсе не так. Лес был всегда разный: то красив до заглядения, то по­разителен в своем дремучем безобразии; то тих и смирен, а то буен и губителен до ужаса; то ласковый, хоть к ране приложи, а то грозный и неприступный — неповторимый.

Вот и этим утром солнечные лучи гуще обычного про­низывали толщу лесного древесного воинства, и оттого было ощущение, что среди бурых и серых стволов произ­растали и чудные, посаженные самим Даждьбогом Вели­ким, — из света и воздуха. И малейшая пылинка или былиночка, вклиниваясь в этот светлый поток-ствол, неспешно и беззвучно кружила-скользила по нему к земле драгоцен­ной сверкающей частицей, не нарушая своим падением спокойствия лесного владычества.

Немалая ватага мужей во главе с Сбыславом тоже сле­довала по лесу без суеты и шума, что и полагалось в таком важном деле, как порубка деревьев. Деревья городищу нужны были для замены подгнивших бревен в частоколе, а также домишко кому подлатать и другие постройки, да и на зиму дрова уже следовало запасать.

По обычаю и порядку, заведенному еще прародителя­ми племени, духу лесному поднесли дань щедрую, чтобы дозволил смертным похозяйничать в своих чертогах, а по­сле у тех деревьев, что избрали, прощения просили за то, что срубить их должны.

Чеславу достался дуб в один обхват шириной, что рос чуть поодаль от остальных, выбранных для порубки. С большим неудовольствием парень заметил, что недав­ний соперник его по драке, Стоян, расположился невда­леке и уже помахивает топором — упорно и рьяно. После случившегося сражения при встрече в городище они лишь обменялись недобрыми хмурыми взглядами, но большим свою неприязнь не выдали.

Прежде чем приступить к порубке, Чеслав провел рукой по шершавой коре дерева, еще раз прошептал искреннюю просьбу не серчать на него и лишь потом, замахнувшись, вогнал топор в его тело. Мощный дуб даже не дрогнул под ударом, и только легкий шелест листьев в его кроне напоминал стон обреченного. Но парень, подгоняемый друж­ными ударами топоров, зычно разносящимися по округе, уже не обращал внимания на такие тонкости, считая, что выполнил перед духом древа нужный обряд, и с силой вго­нял и вгонял лезвие в древесину...

Гулкий перестук топоров далеким эхом разносился по лесной округе, оповещая о трудах общины. Старательно трудились мужи, врубаясь в лесных великанов, не жале­ли силушки. Многие из них уже и рубахи, пропитанные потом, посбрасывали, и водицы, принесенной в кувши­нах, не раз испили.

Был среди ватаги и дед Божко, который был уже не в си­лах топор держать, но все равно активно участвовал в руб­ке. Переходя от одного к другому и раздавая бесценные, на его взгляд, советы, дед тем самым доказывал, и в первую очередь себе самому, собственную важность. Часто докуч­ливость старика раздражала и служила помехой в работе, но мужи старались сдерживаться из почтения к его нема­лому возрасту. Особенно дед старался помочь Кудряшу, от­чего парню хотелось не рубить дерево, а залезть на него от приставучего Божко повыше. А дед старался изо всех сил...

Чеслав тоже порядком вспотел, да и вырубил уже не­мало щеп из крепкого ствола, когда неожиданно ему по­казалось, что мимо что-то пролетело: то ли птица малая, то ли камешек. Прекратив на миг рубку и не увидев по­близости никого, кто мог бы шалить, бросая в него кам­ни, он решил, что это был, скорее всего, лесной птах, и продолжил свое занятие. Но почти сразу о ствол дуба ударился комочек сухой земли, который от удара так и брызнул земляной крошкой. Теперь сомнений в том, что кто-то с ним таким образом озорует или пытается при­влечь его внимание, у Чеслава не было. Вот только кто?