Книга Плоть и кровь - Иэн Рэнкин

— Какими судьбами, инспектор?

— Не догадываетесь?

— Ах да, я пришлю вам чек.

Идя по парковке, он твердил про себя, что не позволит ей запудрить ему мозги, но вот пудра уже толстым слоем ложится на них.

— Чек?

— Ну, на химчистку или еще на что.

Проходивший мимо юрист кивнул ей.

— Привет, Мэнси. Ах да, Мэнси!..

Несколько секунд она говорила с ним, придерживая его за локоть.

Вот, значит, как — чек на химчистку! Ребус порадовался короткой передышке — ему нужно было остыть. Но тут кто-то постучал ему по плечу. Он повернулся и увидел Мейри Хендерсон.

— Я совсем забыла, — сказала она, — американец уже в городе.

— Да, я знаю. Вы что-нибудь предприняли в связи с этим?

Она покачала головой:

— Нет, выжидаю.

— Хорошо. Глупо было бы его спугнуть.

Каролину Рэттрей, казалось, заинтересовало это новое лицо, настолько заинтересовало, что она потеряла нить собственного разговора. Остановившись на полуслове, она отделалась от Мэнси и повернулась к Ребусу и Мейри, которая с готовностью улыбнулась ей: две женщины, жаждущие, чтобы их представили друг другу.

— Ну, до встречи, — сказал Ребус Мейри.

— Что ж, ладно, — ответила она.

Мейри, пятясь, сделала шаг-другой — может, он передумает — и только потом повернулась лицом к выходу. Каролина Рэттрей шагнула вперед, протянула руку, словно собираясь представиться без посторонней помощи, но это не входило в планы Ребуса — он перехватил ее руку и удержал ее. Она вырвалась и сердито посмотрела на него, потом кинула взгляд в сторону двери — Мейри успела выйти.

— Похоже, у вас новая симпатия, инспектор.

Она попыталась потереть себе запястье. Это было непросто — папки с документами норовили выскользнуть из ненадежного укрытия между ее локтем и животом.

— Лучше симпатия, чем психопатия, — сказал он и тут же пожалел о своей шутке. Надо было просто отринуть обвинение.

— Психопатия? — повторила за ним она. — Не понимаю, о чем это вы.

— Слушайте, давайте забудем, а? Просто забудем. Я все рассказал Пейшенс.

— Мне в это трудно поверить.

— Это ваша проблема, не моя.

— Вы так думаете? — Слова Ребуса, казалось, ее позабавили.

— Да.

— Вспомните кое о чем, инспектор. — Голос ее звучал ровно и спокойно. — Вы начали это, вы, а не я. И вы же потом солгали. Моя совесть чиста. А ваша?

Она улыбнулась ему одними губами и пошла прочь. Ребус развернулся и обнаружил себя перед статуей Вальтера Скотта — писатель сидел, скрестив ноги и опираясь на трость. Вид у Скотта был такой, будто он слышал каждое слово их разговора, но своего суждения выносить не собирался.

— Вот и помалкивай, — буркнул Ребус, не заботясь о том, что его могут услышать.

Он позвонил Пейшенс и пригласил ее выпить перед ужином в гостинице «Плейфер» на Джордж-стрит.

— По какому поводу? — спросила она.

— Без повода, — ответил он.

Оставшуюся часть дня он испытывал беспокойство. Ему позвонили из Глазго, но только чтобы сообщить, что у них ничего нет ни на Джима Хея, ни на «Театр активного сопротивления». Он пришел в «Плейфер» заранее, прошествовал через холл (всюду следы увядшей славы, так идеально увядшей, что в этом угадывался тонкий расчет) к бару. Он назывался «мини-бар», что вполне устраивало Ребуса, который заказал «Талискер»,[95]взгромоздился на мягкий барный табурет и запустил руку в вазочку с орешками, которая появилась при его приближении.

Бар пока был пуст, но в скором времени должен был заполниться преуспевающими бизнесменами, неспешно возвращающимися домой, и другими бизнесменами, которые хотели выглядеть преуспевающими и готовы были на это раскошелиться, постояльцами, которые жаждали промочить горло перед прогулкой и сытным ужином. У конца стойки рядом с кабинетным роялем стояла без дела официантка. Рояль до вечера защищали от пыли покрывалом, а пока звучала фоновая музыка, правда, трубач был совсем неплох. Уж не Чет ли это Бейкер,[96]подумал Ребус.

Ребус заплатил за виски, стараясь не думать о том, сколько с него содрали. Спустя какое-то время он решил спросить, можно ли добавить лед. Ему хотелось растянуть процесс. В бар вошла пожилая пара и села к стойке в двух табуретах от него. Женщина надела элегантные очки и принялась изучать карту коктейлей. Ее муж тем временем заказал «Драмбуи»[97]— говорил он с явным американским акцентом. Муж был невысокий, но коренастый, смотрел вокруг мрачным взглядом. На нем была белая шапочка для игры в гольф, и он все время поглядывал на часы. Ребусу удалось встретиться с ним взглядом, и он приподнял свой стакан.

— Сланджи.

Мужчина кивнул ему в ответ, но промолчал. Его жена, однако, улыбнулась:

— Скажите, пожалуйста, многие ли еще говорят по-гэльски в Шотландии?

Муж зашипел на нее, но Ребус с удовольствием ответил.

— Не многие, — согласился он.

— Вы из Эдинбурга?

«Едим-бургер» — так это прозвучало.

— В общем — да.

Она обратила внимание, что в стакане Ребуса остался один тающий лед.

— Не хотите присоединиться к нам?

Муж снова зашипел — что-то о том, что нельзя дергать людей, которые хотят одного: выпить в тишине и спокойствии.

Ребус посмотрел на часы, рассчитывая в уме, хватит ли ему денег, чтобы отплатить паре тем же.

— Спасибо, с удовольствием. Я, пожалуй, выпью «Талискер».

— А это что такое?

— Односолодовый виски. Его делают в Скае. Там еще осталось несколько человек, которые говорят по-гэльски.

Жена стала напевать первые такты «Песни о лодке со Ская»[98]— о французском принце, переодевшемся в женское тряпье. Ее муж улыбнулся, чтобы скрыть смущение. Путешествовать с сумасшедшей — дело нелегкое.

Жена, которая, усевшись, положила свою яркую сумочку на стойку бара, вытащила оттуда пудреницу, открыла ее и посмотрелась зеркальце.