Книга Уловки любви - Лора Лэндон

Но старательнее всего он избегал смотреть в лицо Веджвуда, на котором застыли тревога и озабоченность. Это было просто невыносимо. Он знал этот страх, он сам пережил его два раза в жизни. И ему предстояло пережить его снова.

Винсент налил в свой опустевший стакан еще бренди и подошел к открытым дверям на террасу. Ему нужно было вырваться, глотнуть свежего воздуха и очистить разум от кошмаров, которые его грызли. Он вышел наружу и оперся вытянутыми руками о балюстраду. У него стучало в голове, грудь вздымалась, когда он жадно глотал воздух. Винсент смотрел в темноту. Он не знал, как он выживет, когда придет время Грейс. Даже сейчас он едва мог оставаться в этом доме, зная, что происходит наверху.

— Я думаю, с их стороны чертовски немилосердно подвергать нас такой пытке, — сказал позади него Веджвуд.

Винсент повернулся лицом к свояку. Он не знал, что Веджвуд был здесь. На его лице читалась тревога. Мука, которую он понимал даже слишком хорошо.

— Как ты это делаешь? Ведь это не первый твой ребенок. Как ты переживаешь такие ожидания?

Веджвуд медленно, задумчиво подошел к нему.

— Сам не знаю. Бывают моменты, когда я не уверен, что могу это пережить. — Веджвуд сел на перекладину перил, поднял голову и посмотрел на звезды. — В такие моменты ты молишься усерднее, чем когда-нибудь молился в жизни. Ты окружаешь себя друзьями и родными, которые точно знают, что ты переживаешь. Ты отчаянно хочешь взять ее страдания на себя, потому что знаешь, что это ты виноват в том, что она через это проходит. И ты бы охотно поменялся с ней местами. Потому что понимаешь: если что-то случится, ты далеко не так важен для ребенка, как она. А потом, по мере того как тянутся часы, ты пытаешься сторговаться с Богом, обещаешь ему, что если он позволит ей благополучно пережить эти роды, ты больше никогда к ней не притронешься. Что ты никогда больше не рискнешь сделать ее беременной. Но ты знаешь, что ни за что не сдержишь это обещание, потому что не можешь дождаться, когда снова заключишь ее в свои объятия и будешь заниматься с ней любовью. И вот ты с каждой уходящей минутой немного умираешь внутри, а для всего мира притворяешься, что владеешь собой и у тебя железные нервы.

Винсент понимал все, что сказал Веджвуд, и чувствовал, как от этих слов на его грудь наваливается тяжесть. Именно так все и было.

— Не обращай на меня внимания, — сказал Веджвуд, допивая бренди. — Считай, что я так расчувствовался, потому что выпил слишком много бренди, слишком мало спал и у меня было слишком много времени на раздумья.

Часы на каминной полке пробили час. Веджвуд встал с перил.

— Лучше нам вернуться в кабинет, пока Эдлидж не проиграл Кармоди свое загородное поместье. Этому парню чертовски не везет в карты.

Винсент глубоко вздохнул и вслед за хозяином дома вернулся в комнату. Эдлидж не проиграл Хенсли загородное поместье — он проиграл только лондонский дом и своего первенца. Веджвуд заставил Хенсли вернуть Эдлиджу его наследника и сказал им, что за городской дом они могут побороться утром.

Через несколько минут слуга принес поднос с горячим чаем и кофе, а также блюда с сандвичами и пирожными, которые накануне пекли в кухне весь день. Время тянулось невыносимо медленно, и в конце концов каждый нашел себе место, где расслабиться и подремать пару часов. Задремали все, кроме Винсента и Веджвуда. Их обоих переполняла тревога, и это не давало им уснуть.

Черное небо начало сначала светлеть, потом стало уныло-серым и, наконец, раскрасилось яркими розовыми, голубыми, пурпурными и оранжевыми красками. Винсент не знал, как он выжил. И как выжил Веджвуд. Глубокие складки на лбу Веджвуда свидетельствовали, что он чувствовал себя неважно.

— Проклятие! — бормотал себе под нос Веджвуд, расхаживая по комнате, как тигр по клетке.

Винсент держался рядом и готов был оказать ему любую помощь, какая только могла потребоваться, но он знал, что здесь он ничего не может сделать. Никто из них не мог ничего сделать. Веджвуд подошел к двустворчатой двери, выходившей на террасу, и распахнул ее настежь. Солнце уже поднялось на небо, день начался. А в доме все еще было тихо, как в склепе. Даже слуги не осмеливались подойти близко, а хозяин дома метался по комнатам, словно разъяренный хищник. Эхо его шагов было слышно в любом уголке первого этажа. Он вышел из кабинета, прошел через просторный холл, дошел до начала лестницы, остановился и стал ждать, когда кто-нибудь спустится со второго этажа и сообщит ему последние новости.

Но новости не приходили.

— Почему это длится так чертовски долго? — воскликнул он и решительно зашагал обратно в кабинет. — Прошло уже двенадцать часов! Так долго никогда не было, никогда!

— Терпение, Веджвуд, — сказал Болдуин, нервно тасуя карты, в которые они играли ночью.

Кармоди встал со стула, поднял руки и потянулся.

— Да, иногда это длится дольше. Помнишь моего первенца? Я думал, он вообще никогда не появится на свет.

— У нас так было со вторым, — вставил Эдлидж. Он бесцельно передвинул чашку с одной стороны стола на другую. — Я думал, что потеряю рассудок раньше, чем все это кончится.

— Ну, тогда понятно, куда он девался, — заметил Хенсли.

— Кто куда девался?

— Твой рассудок.

Все засмеялись, но это был не тот веселый добродушный смех, каким они смеялись в начале вечера. Теперь они смеялись с опаской, в их кажущейся внешней беззаботности сквозила настороженность. Все знали, что роды продолжаются уже слишком долго, и вот уже несколько часов никто не спускался сверху их навестить или сообщить хоть какие-то новости. Напряжение висело в комнате, словно черная пелена. Винсент видел на лице Веджвуда тревогу, видел, что его черты заострились, глаза ввалились, взгляд помрачнел. Винсент понимал, что это признаки мучительного страха, он тоже его чувствовал. От страха он не мог нормально дышать.

Веджвуд, прислонившийся к камину, резко выпрямился.

— Я больше не могу ждать! — прорычал он. — Я сам пойду наверх и узнаю, почему это длится так долго!

Он решительно пошел через комнату и уже подходил к двери, когда в кабинет вошли Грейс и ее сестры, леди Джоселин и леди Фрэнсин. Все три выглядели изможденными, с покрасневшими глазами, с раскрасневшимися щеками, но выражение их лиц было непроницаемым. Веджвуд застыл в напряжении. Винсент шагнул ближе, чтобы поддержать его, если понадобится.

— Это были трудные роды, — сказала Грейс, — но с Каролиной все в порядке. У вас появилась дочь, милорд. — Грейс смахнула со щеки слезу. — Прекрасная здоровая дочь.

Винсент услышал, как Веджвуд вскрикнул от облегчения. Потом он бросился к двери. Лишь задержавшись, чтобы чмокнуть в щеки трех сестер его жены, он вылетел из кабинета, побежал через холл и помчался вверх по лестнице.

Винсент не мог шелохнуться. Он застыл на месте, как будто его ступни приклеились к полу. В голове у него шумела кровь, сердце в груди гулко ухало, и он испытывал неимоверное облегчение. Он посмотрел на Грейс, она вдруг показалась ему очень маленькой и хрупкой. По выражению ее лица он понял, что то, что ей пришлось перенести, помогая сестре в родах, отняло у нее все силы. Пережитое испытание оказалось таким тяжелым для ее нервов, что она была на грани срыва. Он сделал шаг вперед и поднял руки. Она побежала к нему, он обнял ее и прижал к себе. Ее била сильная дрожь, по ее щекам лились слезы. Винсент прижимал ее к себе и не мешал ей плакать: пусть со слезами выльются все ее страхи и придет облегчение. Две ее сестры, которые пришли вместе с ней, делали то же самое. А трое мужчин, чьи жены не спустились вниз, уже вышли из комнаты и ушли наверх.