Книга Судный день - Курт Ауст
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы можете это доказать? – в лоб спросил его Томас.
От такого вопроса трактирщик опешил и, позабыв о гневе, растерянно воззрился на Томаса. Во взгляде его мелькнул ужас:
– Но… я не… признаю – я рассердился, но я не убивал его. Да и где мне было сладить с таким крепко сложенным, сильным воякой? Профессору же известно, что это Альберт оглушил графа! Вы же сами об этом говорили! – с испугом и почти ребяческим негодованием воскликнул фон Хамборк.
Томас доброжелательно кивнул:
– Да, говорил. Но графа убили позже, когда он лежал в снегу без сознания. Кто-то воткнул ему в грудь тонкий острый предмет. Я и об этом говорил – вы же помните? Такое под силу всякому, не важно, силен он или нет. Вы, ваша супруга…
– Герта никогда не… не убила бы человека! – Он даже подскочил, а в глазах его засверкал гнев. В этом щуплом теле скрывался удивительный темперамент, хотя трактирщик неплохо это скрывал.
– А вы? – не отступал Томас.
Трактирщик опустился на стул и посмотрел на свои сцепленные пальцы. Он еще несколько раз сцепил и расцепил их, а затем поднял голову:
– Наверное, я мог бы убить, если бы случай представился… Но возможности у меня не было.
– Неправда, – возразил Томас, – возможность была. Вспомните – ведь это вы обнаружили графа, но якобы подумали, что он еще жив. Возможно, вы знали, что он мертв, поэтому спокойно вошли в харчевню и сказали, что мы должны спасти его.
Похоже, трактирщику стало совсем не по себе. Он покрутил взлохмаченной головой и сказал:
– Это не я! – Он поднял взгляд и уже более уверенно заявил: – И не Герта!
– Тогда кто?
– Ведьма! – не раздумывая, выпалил фон Хамборк.
– Мы же решили, что на вашем постоялом дворе нет никаких ведьм.
– Это вы решили, профессор. А мы с пастором сегодня пришли к выводу, что эта женщина представляет собой угрозу для всех нас. Стоило ей появиться здесь, как моя жена захворала, погода… – в доказательство он махнул рукой в сторону темного окна, – стала поистине дьявольской. Да, и граф умер. Именно поэтому я хочу выгнать ее отсюда, подальше, на мороз. Если в друзьях у нее сам Сатана, то ничего с ней не станется…
– А если у нее нет таких друзей? – перебил Томас.
– Вы позволили этой отвратительной женщине остаться без моего разрешения! – зашипел вдруг трактирщик, а лицо его скривилось от ненависти. – Этой… этому существу здесь, среди христиан, не место! Убийство графа – ее рук дело! Возможно, она колдовством принудила кого-то зарезать его, а может, она сама его умертвила! Раскройте глаза – и вы сами это увидите! Но она и вам, профессор, заморочила голову… Посмотрите на ее черные глазищи и темные волосы – обычные люди и выглядят иначе. Все это – оттого, что она живет с Сатаной! – Фон Хамборк наклонился вперед. Взгляд его был полон ненависти, а рот превратился в узкую щель.
Молча выслушав эти нападки, Томас задумчиво забарабанил пальцами по столу. Его молчание, видимо, образумило трактирщика: тот немного пришел в себя, лицо у него разгладилось, и он откинулся на спинку стула. Внезапно Томас выпрямился:
– Мне нужно обсудить кое-что наедине с Петтером. Вас же, господин фон Хамборк, попрошу остаться здесь. – Профессор поднялся и направился на кухню, а я, сгорая от любопытства, поспешил следом. Там Томас схватил меня за плечи и, серьезно глядя в глаза, шепотом приказал мне бежать в конюшню и предупредить Бигги, чтобы та ни в коем случае никуда из конюшни не выходила одна – только в сопровождении одного из нас или Альберта, если тот уже достаточно окреп.
– Над ней нависла намного большая опасность, чем я предполагал, – прошептал он, бросив взгляд на трактирщика, – но тот съежился и не смотрел на нас.
Я кивнул и заметил вдруг, что сжимаю в руках написанное по-французски письмо. Я протянул письмо Томасу. Тот удивился и спросил:
– Зачем это мне?
– Расписка лежит сейчас у вас в кармане, верно?
Томас кивнул.
– Возможно ли, что это поддельное письмо и расписку написал один и тот же человек? Мне показалось, что некоторые буквы немного похожи…
– Я сравню их, – сказал Томас, – и если окажется, что они написаны одним и тем же человеком, – он широко улыбнулся, – то ты гений.
Одеваясь, я услышал, как Томас проговорил:
– Господин фон Хамборк, я кое-чего не понимаю. Эта женщина, Бигги, – та самая, кого вы так упорно называете ведьмой – почему вы обвиняете ее в поступках, которые, по вашему собственному утверждению, свидетельствуют о наступлении Судного дня? А Страшный суд – дело рук Божьих, верно? Вы же полагаете, что Бигги заодно с Сатаной. Тогда получается, что она не только колдунья, но и ангел, а подобное невозможно.
Когда я выходил из харчевни, трактирщик молчал. “Интересно, – подумал я, – в каком состоянии я обнаружу трактирщика, когда вернусь?.. Ведь фон Хамборк так довел Томаса, что тот готов морально растоптать его. Не удивлюсь, если он будет валяться у профессора в ногах, хныкать и молить о пощаде…” Когда я открыл заднюю дверь, на лестнице в коридоре вдруг возник чей-то темный силуэт, человек затем развернулся и двинулся в обратном направлении. Мне показалось, что я узнал костлявую фигуру священника, но точно не смог определить. Где-то открылась и захлопнулась дверь, а потом опять воцарилась тишина. Я остановился в задумчивости, не зная, стоит ли мне сразу же рассказать об этом профессору, но решил подождать. Ведь мне нужно было только сбегать в конюшню…
От жгучего мороза у меня перехватило дыхание. Тот вечер выдался самым холодным – обжигая горло, ледяной воздух пробирался внутрь, в грудь. Я плотнее запахнул плащ и поднял воротник. В густом морозном тумане тусклого света фонаря едва хватало, чтобы осветить тропинку, а вокруг со всех сторон давила черная глухая тьма. Сквозь одежду, казалось, проникали тысячи живых иголочек, от уколов которых я дрожал так, что чуть не выронил фонарь. Я осторожно пробирался по прорытой в гигантских сугробах тропинке, как вдруг чуть не ударился головой о стену: оказывается, я перепутал тропки и вместо конюшни вышел к каретному сараю. Вдоль стены я дошел до угла, отыскал нужную мне дорожку и вскоре уже стоял перед воротами в конюшню. Внезапно до меня донеслись странные мелодичные звуки, я тихонько приоткрыл дверь и, проскользнув внутрь, затворил ее.
По сравнению с уличным холодом внутри было почти тепло. Я неслышно вздохнул – в нос мне ударил приятный запах лошадиных тел, смешанный с каким-то другим, резковатым запахом. Порог, возле которого я стоял, окутывала тьма, но на лежанку Альберта падал луч света, какой бывает от звезд в ночном небе. Толком я ничего разглядеть не мог – мой взгляд наталкивался на лошадей и стойла, однако я догадался, что эти звуки издает Бигги. Лошади не тревожились – похоже, эта удивительная прерывистая мелодия ничуть не волнует их, они спокойно жевали сено или дремали. В конюшне царил покой. Я слышал ровные удары, будто кто-то ритмично стучал по деревяшке, как вдруг пение зазвучало громче и стало похоже на завывание ветра.