Книга Аргентинское танго - Елена Благова

А есть только мы, плывущие и танцующие там, внутри, в нем, навеки застывшем, остановленном, и лишь нами стоячая вода времени просвечивается насквозь, и лишь от беспомощных взмахов наших ног и рук, от толчков наших барахтающихся в жалкой земной любви тел оно, время, движется и вздрагивает, течет и набегает прибоем на равнодушную, каменно-жесткую землю.

* * *

И настал день, когда Беер пригласил меня к себе на день рожденья.

На свой собственный день рожденья.

Скажите пожалуйста, какая цаца! Больше всего на свете я хотела бы сдать его в этот торжественный день в руки ФСБ. Но я прекрасно понимала: он не один. За ним — люди. Тайная группировка, мощная, разветвленная, пустившая щупальца в разные страны. Сеть Беера крепко опутала мир, и я — всего лишь маленькая рыбка-уклейка, попавшаяся в ее ячеи, туда, где бьют хвостами могучие тунцы и серебряные сельди, драгоценные осетры и умнейшие дельфины… «Стань умным дельфином и вырвись из сети, — шептала я сама себе, — ну неужели тебе это так трудно, ты же умная, ловкая, хитрая, сообразительная, Марита, ты же так красиво ускользаешь из-под руки партнера на сцене в стремительной гренадине, так ускользни из-под острого, как пистолетное дуло, локтя Беера! Удери в другую страну! Тебе же все равно, от кого у тебя будет ребенок. Иван, Ким… Плюнь на них и роди дитя от какого-нибудь чернокожего туземца в Новой Зеландии! Чем дальше ты смоешься, тем труднее тебя будет отыскать… Да никто, может, особо и не будет искать тебя, ты ведь мелкая сошка…»

День рожденья. День рожденья. Что этой сволочи купить в подарок?

Гад, ведь он будет ждать подарка.

Почему мир так устроен, что мы вынуждены улыбаться и дарить подарки людям, которых мы хотели бы убить? Стереть в порошок? Уничтожить?!

Я отправилась за подарком для Беера в магазин рядом с моим домом, на Якиманке. Еще чего, буду я рыскать по всей Москве, разыскивать для него невиданные роскошества! С каким бы удовольствием я преподнесла ему в фарфоровой вазе кучу свежего дерьма! Я мысленно взнуздала себя, как лошадь. Пластиковая карта, мой неслыханный гонорар за мою адскую работу, валялась в новой сумочке, что я приобрела себе взамен той, украденной в Мадриде цыганской Лусией. Из этих денег, сказала я себе, из этих поганых денег я куплю ему, козлу, первое, что попадется мне на глаза или под руку.

И я вошла в маленький магазинчик, и там, ура, был целый отдел всякой подарочной блесткой шикарной мишуры; и я подошла ближе к прилавку, и продавщица, молоденькая девочка, сначала пялилась на мои ноги, обтянутые колготками «Levante», я была в мини-юбке и в длинном черном, расстегнутом, метущем полами улицу осеннем макинтоше и в лакировках от Гуччи на высоких, десять сантиметров, каблуках; а потом девочка подняла глаза — и увидела мое лицо, и узнала меня.

— Ой, Мария Виторес, гляди! — Девочка ущипнула за локоть напарницу, оживленно болтающую с кассиршей. — Ой, Мария, здравствуйте, вы сегодня прекрасно выглядите, мы так рады, что вы у нас… Что вам подобрать? — Девочка смотрела на меня умильно. — Что желаете?

Я кинула взгляд на магазинную полку — и мне в глаза бросилось яркое, слепяще-алое, стекающее вниз атласной красной рекой, переливающееся багряным, оранжевым, малиновым.

— Что это? — Я показала на буйство красного атласного огня.

— Это? — Девочка с готовностью сдернула с витрины струящуюся ярко-алую ткань. — Это, знаете, чудо что такое, это мы получили недавно, точнее, только вчера, это замечательная атласная красная скатерть, ноу-хау, понимаете, белые праздничные скатерти уже немодны, все покупают только цветные, синие, красные… даже черные, представьте себе!.. сейчас в моде даже красные и черные свадебные платья… как ни странно, ха-ха… Видите, какая прелесть! Играет!.. Похоже на красную парчу, правда?.. хоть это и атлас… но особой выделки шелк, вы понимаете, бельгийский…

Я взяла ослепительно-красную ткань в руки.

И сердце мое замерло. Потом забилось, как бубен. Как барабан. Как маленький барабанчик в безумном танце болеро.

Мулета. Это была мулета.

Это была не красная импортная скатерть из Брюсселя. Это была настоящая мулета, и тореадор шел с нею на быка, дразня зверя, играя ею перед самым его носом, перед бешено вылезшими из орбит, затравленными глазами.

Я куплю эту мулету. Я подарю ее Аркадию.

— Сколько?

— О, совсем недорого, совсем…

Девочка назвала цену. Я вытащила из сумочки кредитную карту. Мне, подобострастно улыбаясь, завернули в красивую упаковку алую ткань.

Я подарю тебе, сволочь, мулету, думала я, садясь в машину. Я подарю тебе мулету, думала я, поднимаясь в лифте в двадцать пятую квартиру в доме на Первой улице Энтузиастов, я подразню тебя. На красной ткани не будет видна красная кровь. Чья кровь? Я не додумала. Рука уже нажимала на кнопку звонка. Уже мелодичный звон раздавался в глубине огромной элитной квартиры. Уже телохранитель открывал дверь, подозрительно-придирчиво, грозно ощупывая меня волчьими глазами: кто я, своя ли, не принесла ли с собой оружия или взрывчатки, не выстрелю ли прямо сейчас хозяину в лицо? Исправно служат службу. Хороших цепных псов Беер набрал.

Алая ткань сквозь прозрачный пакет жгла мне руки. Бьющееся сердце жгло мне ребра. Кто будет сегодня у него в гостях? Для всех приглашенных я — известная танцовщица фламенко. Для Беера — агент V25. Еще — для Станкевича и Метелицы-старшего, если они оба сегодня будут здесь.

Я во весь рот улыбнулась бодигарду. Стерла с лица улыбку. Надменно посмотрела поверх его долыса выбритой головы.

— К хозяину. Возьми пальто. Повесь.

Молниеносным движением я сбросила макинтош на руки опешившему охраннику, не подозревавшему, что он сегодня еще и гардеробщик. Огладила на себе тугое, подчеркивавшее мою грудь и тонкую, как у осы, талию, блестящее черное, с ниткой люрекса, нагло-короткое платье, купленное в Мадриде в Доме моделей Паломы Пикассо. Выставила колено перед угрюмым бодигардом.

— Все в гостиной?

— Да. — Он не знал, как меня назвать: мисс, сударыня, барышня, мадам, госпожа. Русский язык потерял обращение к женщине и к мужчине — главное в Европе. Сеньорита. Я же сеньорита, дубина, хотелось мне сказать ему. — Как доложить?

— Как? — Я думала один миг. — Агент вэ-двадцать пять.

— Прямо так и сказать?

— Прямо так и сказать.

Он, косясь на меня, пошагал впереди, грузно переваливаясь с боку на бок, всунул голову в украшенную лепниной дверь гостиной. Из-за приоткрытой двери донесся гул, повалил табачный дым, поплыл звон бокалов, смешки и пересмешки, праздничные возгласы. Цветная пестрота богатого пиршества, изысканно-разгульной вечеринки донеслась до меня из-за двери и обожгла меня. И мне до боли, до слез захотелось порушить, хулигански разрушить эту богатую, наглую праздничную идиллию. Ким убил моего отца… по чьему приказу?!

Все внутри меня будто обварило кипятком. Я догадалась.