Книга Кронос - Джереми Робинсон

Аттикус склонился над ней и крепко поцеловал в губы. Резкое движение отдалось болью в спине, и он застонал.

— Ты в порядке? — спросила Андреа, заподозрив, что он рисуется, но затем поняла, что ему действительно больно.

— Просто спина, — ответил Аттикус.

— Ну-ка перевернись, я помассирую.

Аттикус лег на живот. Андреа тотчас же взгромоздилась ему на спину.

— Ну, где болит?

— Вообще-то везде, — сказал Аттикус с улыбкой.

Андреа начала массировать спину, переходя от одних мышц к другим, осторожно ощупывая больные места. Аттикус чувствовал, как утихает боль и спадает напряжение. Не только умелые действия Андреа были тому причиной, но и ее любовь, которую он ощущал почти физически. Спустя несколько минут Аттикус напряг мышцы, потом расслабил.

Андреа, заметив его движение, спросила:

— Ну что, я тебе все размяла?

Аттикус перевернулся под ней так, что Андреа теперь сидела ниже его живота — там, где ему и хотелось. Он хитро улыбнулся, и, хотя Андреа вряд ли могла в темноте видеть его улыбку, он не сомневался, что она услышала намек в его голосе.

— Все, кроме одного.

Андреа медленно наклонилась и поцеловала его в грудь, так же нежно, как до этого гладила спину. Когда она выпрямилась и стала стаскивать с себя рубашку, Аттикус краем глаза заметил какое-то постороннее движение. Мгновенно напрягся и замер. Андреа последовала его примеру.

— Что там? — прошептала она.

Три силуэта внезапно заслонили льющийся из ванной комнаты свет.

— Нет! — крикнул Аттикус, крутнувшись под Андреа и протягивая руку к «магнуму», лежащему на тумбочке возле кровати. Но не успел. Рядом охнула Андреа, а в его плечо вонзилось острое жало. Рука соскользнула с тумбочки и безвольно повисла обок кровати. Сознание уже покидало Аттикуса, когда он услышал одно-единственное слово, которое теперь будет преследовать его все то время, что он будет находиться без сознания:

«Алоха!»

Очнулся Аттикус с дикой головной болью. Свет до того резко бил в глаза, что он едва смог разомкнуть веки. Каждый удар сердца отдавался во всем теле жуткой болью. Он снова попробовал что-либо рассмотреть, но от яркого света вынужден был согнуться вдвое. Аттикус свалился на жесткий пол, крепко зажмурив веки. Помимо головной боли он испытывал головокружение и тошноту. Чтобы прийти в себя, он начал восстанавливать дыхание, одновременно исследуя помещение посредством прочих органов чувств. Запах: металл и краска. Жарко: он обливался потом.

Не поднимая головы, снова открыл глаза. И зажмурился, увидев под собой больничную белизну пола. Карцер. Ослепительно белый, раскаленный карцер «Титана», из которого невозможно бежать. Аттикус обругал себя последними словами за минутную утрату бдительности. Ни в коем случае нельзя было доверяться Тревору!

Андреа.

Превозмогая боль в глазах, Аттикус осмотрелся. Андреа лежала скрючившись на одной из деревянных лавок. Похоже было, что ее никто… Он подполз ближе и приложил два пальца к ее запястью. Сердце ее с силой гнало кровь по сосудам. Римус с легкостью мог бы прикончить их обоих, пока они лежали без чувств, но не сделал этого. Аттикус не сомневался: негодяй хотел, чтобы они были в сознании, когда он станет их убивать. А после еще нескольких часов в этом пекле у Аттикуса вряд ли достанет сил, чтобы противостоять ему.

43

Кронос

Непроницаемая темнота, окружавшая Джиону, поглотила все чувства. Вонь протухшей рыбы и громкие удары сердца гигантского существа не позволяли сосредоточиться и как следует осознать свое положение.

Понимание того непреложного факта, что рано или поздно тварь ее переварит, могло бы сломить волю и гораздо более сильного человека. Девушка сидела, скрестив ноги, на ходящем ходуном «полу» своего узилища, раскачиваясь взад-вперед, словно потерявшийся ребенок. Никто никогда не придет и не спасет ее.

Несколькими часами ранее она подверглась самому ужасному испытанию в своей жизни, более ужасному даже, чем когда ее проглатывали живьем. Вскоре после того, как она включила вспышку камеры и смогла увидеть наконец, в какое отвратительное место угодила, существо, пищей которому ей вскоре предстояло стать, разбушевалось не на шутку.

Поначалу Джиона решила, что его обеспокоили вспышки камеры, но, услышав хоть и приглушенные окружающей плотью, но тем не менее разрывающие барабанные перепонки звуки взрывов, она поняла, что существо подверглось нападению. На мгновение она ощутила надежду. Но после того как разорвавшийся где-то совсем рядом снаряд сотряс ее тюрьму и отдался болью во всем теле, Джиона сообразила, что, если тварь погибнет под водой, она пойдет вместе с ней на дно, как незадачливый капитан тонущего судна.

По резким и яростным движениям существа Джиона заключила, что оно получило смертельное ранение и теперь бьется в агонии. Девушку швыряло о стены из плоти. Она изо всех сил вцепилась в фотокамеру. Если выпустить ее из рук, можно снова удариться о нее, и, кроме того, Джиона не хотела лишаться единственного источника света. Тряска усилилась, и Джиона ожидала, что вот-вот свернет себе шею. Но гигантские мышцы, скрытые под испещренной венами плотью, сократились, и узилище сжалось. Если бы стены сжимались быстрее, ее бы согнуло пополам. Но Джиона успела вовремя сгруппироваться, и едва не сомкнувшиеся стены не причинили ей вреда. Тем не менее она чувствовала себя как Люк Скайуокер в мусорном прессе на «Звезде смерти». И поскольку рядом не было верного робота Эр-Два-Дэ-Два, который мог бы остановить сдвигающиеся стены, девушка сделала глубокий вдох и приготовилась к тому, что сейчас ее раздавит.

Плоть действительно окружила ее со всех сторон, лишив возможности шевельнуть рукой или ногой. Дыхание участилось, когда легкие перестали работать на полную мощь. Глаза широко раскрылись, и мысли о гибели от удушья приступили к заполонению ее слабеющего рассудка. Джиона находилась на грани паники: глаза лезли из орбит, руки тряслись. Страшный рев бьющегося в агонии существа громом отозвался в крохотном узилище, так что заскрипели стиснутые накрепко зубы. Зверь был ранен. Был момент, когда Джиона пожалела его, но затем ей стало не до того, потому что покалывание в руках перенеслось и на голову.

Джионе показалось, что прошло всего несколько секунд, когда стены перестали ее сдавливать. Она снова потеряла сознание. Придя в себя, девушка уселась на «полу», дрожа, но не от холода — в чреве монстра было достаточно тепло, — а от всепоглощающего страха. Против своей воли, она оказалась в абсолютно чужом мире, где логика и человеческие чувства не значили ничего.

От долгого сидения со скрещенными ногами разболелась спина, и Джиона перестала раскачиваться. Она откинулась назад и прислонилась к мягкой стене. Ощущение было такое, словно она расположилась в уютном шезлонге. Джиона закрыла глаза — все равно вокруг ничего не разглядеть — и попыталась подумать о чем-нибудь приятном.