Книга Обман - Валерио Эванджелисти

Паж погасил огонь в печи, забрал все еще пыхтящую кастрюльку с сургучом и с поклоном вышел. По дороге он поднял пропитанную терпентином штору, закрывавшую единственное в гостиной окно. Теплое майское солнце осветило комнату, и картины, гобелены и бархат заиграли яркими цветами.

Благожелательное лицо кардинала слегка омрачилось.

— Теперь, герцогиня, перейдем к более важным вещам. В письме Козимо Медичи, которое вы мне привезли, меня более всего заинтересовала одна фраза: «Я не сделаю ни одного движения в ущерб его величеству». Я расценил ее как декларацию нейтралитета.

Уже успевшая взять себя в руки Катерина энергично отозвалась:

— Это так и есть. Козимо не хочет войны с Францией.

— Франция тоже не расположена с ним воевать. Это ясно сказано в ответе, который я вам доверяю. Однако всем известно, что Козимо Медичи двойными узами связан с Карлом Пятым и никогда не осмелится изменить Испании.

— Это так, да он и сам этого не отрицает. Поэтому он предлагает не альянс, а договор о взаимном ненападении.

— Я ценю вашу искренность, но такие договоры весьма недолговечны, а мой король нуждается в более конкретных обещаниях. Поэтому я решил не полагаться на дипломатическую почту, а доверить письмо к Козимо вам. Хватит у вас на это сил?

Катерина очень удивилась и уточнила:

— Я сделаю все, что пожелаете, ваше преосвященство. Но вы прекрасно знаете, что на мне тяготеет отлучение…

— О котором никто не помнит.

— Но о нем помню я и, конечно же, помнит Козимо: не думаю, что он разрешит мне въезд в Тоскану. Он пользуется моими услугами только на расстоянии. Прямым же его агентом как раз и был Пьетро Джелидо.

Турнон подумал несколько мгновений, потом сказал:

— Вы правы, может, и нет нужды вам самой ехать в Тоскану. Вы не слышали разговоров о страсти Козимо Медичи к астрологии и оккультным наукам?

— Нет, я ничего об этом не знаю.

— Он настолько этим увлечен, что с помощью услужливых астрологов поменял свой знак зодиака с Близнецов на Козерога. Один из них, Габриэле Симеони, постоянно курсирует между Флоренцией и французским двором и часто бывает в Лионе. Если вы не чувствуете себя готовой отправиться к Козимо самой, можете передать письмо ему.

— Почему именно я? Простите, ваше преосвященство, но если вы с ним знакомы, то почему бы вам самому не передать письмо?

Лицо Турнона расплылось в благодушной улыбке.

— Ну же, герцогиня, проявите проницательность! Я ведь только что сказал, что этот Симеони принят при дворе Екатерины Медичи вместе с остальными магами, алхимиками и колдунами. Разве вы не ищете человека, который смог бы заинтересовать королеву судьбой дорогого вам монаха? Может, Симеони и есть тот самый человек.

Катерина была тронута. Впервые для нее старались что-то сделать, а взамен просили так мало. Глаза ее снова наполнились влагой. Она поднялась, взяла у кардинала письмо и постаралась внимательно запомнить, где и как найти Габриэле Симеони, когда он снова появится в Лионе. Потом склонилась в прощальном поклоне, прикрыв рукой вырез платья. Когда-то такой жест был бы для нее немыслим, а теперь сделался привычным, потому что складки на стареющей коже становились все глубже. Кардинал же усмотрел в нем почтение к своей особе.

Турнон вызвался проводить ее до выхода из епископства.

— Конечно, Симеони нельзя полностью доверять, — сказал он у порога. — Но он честолюбив и, чтобы угодить Козимо, готов на все, даже выказать себя честным человеком. Симеони способен на любую выходку: он встанет на защиту брата Джелидо, лишь бы только его заметили при дворе.

Катерина слабо улыбнулась.

— Не знаю, как выразить вам мою благодарность, ваше преосвященство. Несмотря на все мои тяжкие преступления, вы так добры ко мне.

— Герцогиня, в обличье дипломата я ежедневно совершаю гораздо более тяжкие преступления. Чаша весов с моими преступлениями перетянет вашу. Можете считать меня вашим искренним другом еще и поэтому.

Катерина спустилась по ступеням палаццо и подошла к ожидавшей ее коляске. Кучер, прислонясь к открытой дверце, насвистывал и разглядывал кишащую на площади толпу. При виде герцогини он встрепенулся и приосанился.

— Куда вас отвезти, герцогиня?

— В квартал ткачей.

Кучер заколебался.

— Но это место не для дамы!

— Вы что, боитесь?

— Я-то не боюсь, а вот вы…

— Я тоже. Поехали.

Миновав кварталы аристократов и буржуа, они въехали в рабочий квартал. Первые улицы выглядели вполне прилично. Общая работа вынуждала ткачей жить в одном квартале, но жилища их различались согласно внутренней профессиональной иерархии. Коляска ехала мимо маленьких лавочек и крупных мануфактур, мимо мастерских красильщиков, вытянувшихся вдоль Роны. По дороге попадались и аккуратные дома, и жалкие лачуги с соломенными крышами и покосившимися балками. И общей для всего района была необыкновенная грязь на улицах, но которым текли ручьи нечистот, окрашенных в разные цвета.

Многочисленные таверны отличались неопрятностью, тем не менее изобилия проституток, нищих и прочих темных личностей на порогах не было. Днем они предпочитали промышлять в более прибыльных районах города. Зато заполняли таверны по вечерам, когда в свои жилища возвращались рабочие, у которых раз в неделю в карманах водились деньги. Определенную опасность для женщин более высокого общественного ранга представляли собой рабочие, искалеченные на производстве, или безработные, основную пищу которых составляло вино, купленное неизвестно на какие средства.

В Лионе производили такни среднего качества. Они не отличались ни роскошью фламандских, ни дешевизной и практичностью флорентийских. В силу этого городская ткацкая индустрия часто претерпевала кризисы, из которых выходила, урезая рабочим зарплату или вовсе увольняя и обрекая на нищету. Отчасти из-за постоянного отстаивания своих экономических интересов, отчасти от воздействия алкоголя, кварталы ткачей всегда находились в брожении. Поэтому не случайно здесь на улицах часто попадались верховые патрули.

Катерина подождала, пока проедет такой патруль, и вышла из коляски. Кучер отказывался ее дожидаться, и ему пришлось пообещать щедрые чаевые. Герцогиня очутилась в кривом переулке, среди одноэтажных домишек из неотесанного камня.

Ей пришлось приподнять края юбки, чтобы не запачкать ее уличными нечистотами. Следующим этапом короткого «крестного пути» было кривлянье и улюлюканье мальчишек, которые возились в грязи, от души наслаждаясь жизнью. Наконец она оказалась перед лачугой, такой же жалкой, как и остальные, только чуть менее запущенной. Вместо двери висела выцветшая занавеска. Герцогиня отодвинула ее и вошла.

В просто обставленной, чуть темноватой комнате у стола сидел Пьетро Джелидо и беседовал с каким-то господином в черном костюме, с тонким бледным лицом. При виде Катерины незнакомец вскочил и вежливо поклонился. В отличие от него старая служанка, зажигавшая свечу в нише перед образом, даже не обернулась.