Книга Прорыв выживших. Враждебные земли - Михаил Гвор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Безнадежность игры настолько всеобъемлюща, что играющий придумывает подпорки и поблажки, пытаясь изменить неминуемый конец. И возникают легенды о бессмертных героях, становящихся богами, о жизни после смерти, о вознаграждении и воскресении. Возникают религии – утешение слабых, костыли для не умеющих ходить…
Сильным этого не надо. Сильным и умным. Ибо они понимают, что судьба каждого человека – лишь маленькая часть большой игры, которую смерть ведет со всем человечеством. И в этой игре у смерти невысокие шансы. Отдельный человек смертен, но сообщество может жить вечно. И побеждать.
И к нашему маленькому человечеству, сосредоточенному на территории двух горных ущелий, это относится в полной мере. Мы – живем.
Нет, нам не удается избежать потерь.
Гибнут патрульные в схватках с нарушителями границ. Увы, они не неуязвимые «злые духи», не «кутрубы» и «гуль-евоны», как считают дехкане Зеравшана. Мы сами распускали эти слухи, и получилось неплохо. Но всегда находятся те, кто пытается выяснить истину, разобраться в ситуации или просто проверить себя на крепость. Авантюристы всех мастей регулярно проникают в наше ущелье. И умирают под пулями и клыками патрулей. Вот только потусторонняя слава не защищает от пуль… Гибнут и патрульные…
Погибают разведчики, работающие внизу. Мы готовим их, очень тщательно готовим. Они умеют такое, что порождает сказки еще более невероятные, чем легенды о Пасруде. Но никто не застрахован от случайностей. Тем более когда дело касается людей. Особенно правителей. Попадет такому шлея под хвост, и… гибнут разведчики…
Теряем больных. Наша медицина странна и непредсказуема. Имеем очень неплохой набор врачей самых разных специальностей, но нет никакого оборудования, а срок годности лекарств истек так давно, что о них уже забыли. И если бы не ата Мирали, умудряющийся творить чудодейственные зелья из одному ему известных травок… Но никакая медицина не всесильна, а наша тем более. Что можно сделать с раком? И не только с раком… Многому нечего противопоставить…
Умирают от возраста. В основном аксакалы из присоединившихся кишлаков. Среди альпинистов стариков практически не было. Это чушь, что тяжелая жизнь в горах способствует долголетию. Нет, конечно, прогуливающиеся по горным тропкам намного долговечнее пожирающих гамбургеры в офисном кресле между отшиванием претензий клиента и получением звездюлей от шефа. И здоровый образ жизни – это прекрасно. Но когда вместо утренней зарядки – пахота от рассвета до заката на пределе сил, вместо пятисекундного моржевания возле теплой баньки – постоянное ковыряние в снегу и форсирование ледяных рек, вместо диеты – недоедание, а вместо распорядка дня – недосып и все та же пахота… И все это годами, десятилетиями… Жизнь таджикского дехканина никогда не была легкой, а теперь и подавно… Старики умирают…
Мы несем потери. Но Лагерь живет. С каждым годом, да что там, с каждым днем становится крепче, сильнее и оживленнее. Уже не стоит вопрос о том, как перезимовать и не умереть. Уже появляются мысли о комфорте…
За одиннадцать лет мы потеряли многих. Достаточно многих, чтобы сложились свои похоронные обряды. Иногда умерших хоронят по старым, чаще всего мусульманским, но обычно… Наши похороны просты. Умерший, могила, те, кто пришел проводить. Те, кто захотел и смог. Если тело осталось где-то далеко, вместо него камень с именем. И, в любом случае, такой же камень в изголовье могилы. Никаких напыщенных лицемерных речей. Зачем они там, где все знают друг друга? Только тихое: «Спасибо», шелестящее над небольшим лагерным кладбищем. И запись в архивах Мирали Садырзаде. О каждом.
У нас простые обряды. Не только потому, что мы атеисты. Уважение к мертвым не имеет отношения к религии. Просто мы бедны и не все можем себе позволить. Например, дерево на гробы… Или собирать на похороны много народа…
Но сегодня все не так. Нашли и дерево, и чистую белую материю на саван. И собрались все. По крайней мере, все альпинисты. Сидят на стационарах минимальные отряды прикрытия, из рудничных и маргузорских. Носятся по маршрутам уполовиненные патрули, усиленные удвоенным количеством псов. Остальные здесь.
Сегодня необычные похороны. Ушла Руфина Григорьевна. Человек, создавший Лагерь. Женщина, чья энергия победила все и вся: чиновничью бюрократию, националистическую спесь, демократическое безденежье, торгашескую жадность. Сделавшая невозможное.
Благодаря ей в глубине Фанских гор появился наш Лагерь. Не просто группа строений, к которым подведена плохая дорога, и несколько дизелей, а место, куда хотелось приехать. И которое объединило людей, одномоментно потерявших все, что имели.
Нет, в жизни послевоенного Лагеря Руфина Григорьевна принимала намного меньше участия, уступив бразды правления тем, кто моложе. Не по силам немолодой женщине такой груз. И не нужно это. Преподавала в лагерной школе, а когда та закрылась, продолжала большую часть времени проводить с детьми, что-то рассказывая и показывая. Самые маленькие звали ее «бабой Руфой» и не отходили часами… Летом любила посидеть у большого камня на плацу (на второе лето кто-то заметил это, и появилось специальное кресло, прикрытое навесом, которое убирали только на зиму). Зимой пила чай в столовой.
К ней всегда можно было прийти за советом или просто пожаловаться на жизнь… Не всегда она могла сказать что-нибудь по делу, но в результате такого визита всегда появлялось решение. Она была, и этого достаточно.
Этой весной «бабаруфино» кресло останется в кладовой. Детишки будут бегать за кем-то другим, а решения придется искать самим, без ее молчаливой поддержки.
Руфина Григорьевна ушла. И вместе с ней ушла довоенная история Лагеря. Мирные маршруты на окрестные вершины, разряды по альпинизму, концерты песен Визбора и уроки английского языка. И вечерние чаепития уже никогда не будут такими душевными. Она ушла, и вместе с ней ушла эпоха.
Лагерь потерял Мать.
Для боя выделили круглую площадку немного ниже места засады. Когда Урусов увидел Бориного противника, у него потемнело в глазах. Узбек был огромен. Нет, ОГРОМЕН. Двухметровый детина с фигурой борца выделялся среди «моджахедов», как степной волк в стае шакалов. Юринов рядом с ним выглядел комнатной собачкой. Такому волчаре на один укус…
– Ну, как тебе Нахруз? – спросил капитана Мизафаров. – Между собой мои люди зовут его Дэвом. Тебе знакомо это слово?
– Йети надо мыть чаще, – загадочно ответил Урусов. – А большой шкаф громко падает.
– Я открою тебе один секрет, «зеленый» брат, – произнес Умид. – Нахруз не убьет твоего батыра. Мне очень интересно посмотреть, как после этого боя тот будет обыгрывать в шахматы перворазрядника…
Нахруз скинул рубашку и остался в одних штанах. Без одежды зрелище было еще внушительнее. Густая шерсть, покрывавшая тело, придавала сходство с огромной обезьяной, внушая невольный ужас. Видимо, узбек прекрасно представлял, какое впечатление производит. Для полноты эффекта он выбил кулаками барабанную дробь на собственной груди и совершенно по-звериному заревел…
