Книга Простая история - Шмуэль Агнон

Поскольку романтическая любовь с ее сильным иррациональным компонентом является потенциально хаотичной и беззаконной силой, старозаветный Шибуш в порядке самозащиты должен стремиться нейтрализовать ее или удержать в рамках дозволенного. И нам, и Агнону известно то, чего ни Гурвицы, ни Цимлихи пока не знают, хотя и предчувствуют: Шибуш и все, что он олицетворяет, исторически обречены, и защищать их нет смысла. Это добавляет еще одно ироничное измерение к роману, но не является его центральным вопросом. Враг № 1 в Шибуше — отнюдь не сексуальность сама по себе, не такое уж пуританское шибушское общество, и не об этом пишет Агнон. Враг № 1 — это социальный беспорядок! Мир Шибуша не развалился бы, если бы Гиршл женился на Блюме, но ведь речь идет о мире, который покоится на родительском авторитете, семейных узах и преемственности традиций. И всему этому создалась бы угроза, если бы Гиршл соединился с Блюмой. Находясь на пересечении всех названных факторов, брак остается самым священным из институтов. Когда он перестает быть таковым, возникает угроза социальной стабильности. Помимо всего прочего, как известно Боруху-Меиру и Цирл из собственного опыта, даже если человек женится не по любви, она может родиться в последующем, в браке.

Является ли в таком случае «Простая история» антиромантичной комедией, в которой незрелая глупость, влюбленность юноши, вовремя пресечены и социальный порядок к общему удовольствию восстановлен? Не обязательно! В любви Гиршла и Блюмы нет ничего глупого, да и описывается она как искреннее, сердечное и чистое чувство. По существу, Гиршл мог бы жениться на Блюме без риска погибнуть, если бы только решился бороться за свое чувство. Его родители в конце концов примирились бы с этим. Почему же он не стал бороться? Рассказчик «Простой истории» предлагает нам не менее четырех объяснений, которые можно принять каждое в отдельности или все вместе. Первое из этих объяснений: Гиршл оказывается помолвленным с Миной случайно, в результате ряда нечаянных и комичных ошибок. Второе объяснение — его слабохарактерность. Не будь Гиршл «маменькиным сынком», он расторг бы помолвку или, что более вероятно, не допустил бы ее вовсе. Третье объяснение: глубоко скрытое и бессознательное отождествление сыном себя с отцом: Борух-Меир увлек и затем предал свою кузину Мирл, мать Блюмы, чтобы жениться на Цирл. Гиршл поступает так же, следуя часто встречающейся у детей загадочной склонности копировать жизнь и поступки своих родителей даже в том случае, когда они их не одобряют. И наконец, еще одно объяснение: судьба или, если хотите, воля Провидения. Гиршл женится на Мине, потому что их брак предрешен на небесах, а все остальное — просто осуществление Божественного замысла в отношении этого юноши. То, что он любит Блюму, может сорвать этот замысел, но в самой его любви нет ничего предосудительного.

Нам предоставлено самим попытаться объяснить возникновение нервной болезни у Гиршла. Возможно, она проявилась генетически по линии матери. Временное помутнение разума могло быть вызвано и совокупностью эмоционального напряжения, тревоги, бессонницы, физического истощения, приема слишком большого количества барбитуратов (снотворных средств). Не исключено, что это был выход из неразрешимого конфликта в его жизни, а то и результат отождествления себя со своим мужским началом (символизируемым петухом, несколько раз именуемым писателем «гевер», что на архаичном иврите означает «мужчина»), сопровождаемого убеждением, что он должен пожертвовать им, «зарезать» его. Такая решимость психологически нередко встречается в жизни. Это также один из типично агноновских способов насаживания наживки для читателей: он вынуждает их обнажить свои склонности, домысливать историю так, как она им представляется вероятной.

В глубине души Гиршл, по-видимому, побаивается того желания, которое Блюма пробуждает в нем. В его глазах она воплощение не только земной красоты, но и тайны. Даже ее имя и фамилия подчеркивают эту двойственность: на идише «Блюма» означает цветок, а «Нахт» — ночь. Блюма для Гиршла действительно «ночной цветок», и сможет ли он сорвать его, зависит от того, хватит ли у него смелости проникнуть в неизведанные области своего «я» — сексуальную, эмоциональную и социальную. А к тому времени, когда он обретет необходимое мужество или дойдет до той степени отчаяния, чтобы сделать это (во время своих ночных бдений возле дома Мазлов), Блюма решит, что должна отвергнуть его. Нам приходится строить догадки насчет того, что случилось бы, если бы она не сделала этого или Гиршл вовремя предложил ей руку.

В «Простой истории» присутствуют две пары второстепенных персонажей, которые как бы расставляют для нас указательные знаки. Первая пара — это Акавия и Тирца Мазл, о браке которых нам известно — хотя в книге на их историю намекается лишь косвенно — как о счастливом завершении добрачного романа. Выше было упомянуто, что история Тирцы и Акавии изложена в повести «Расцвет молодости». Тирца влюбляется в Акавию, холостяка средних лет, в свое время любившего ее покойную мать и годящегося ей в отцы. Этот брак в высшей степени противоречит общепринятым условностям, поначалу против него возражал не только отец Тирцы, но и сам Акавия. В конце концов любовь Тирцы победила, но то ли потому, что они так поглощены друг другом, то ли они больше не вписываются ни в какую приемлемую социальную форму, брак выключает их из жизни города, на пустынной окраине которого они живут. Вторая пара — это Мотши Шайнбард и жена д-ра Лангзама, которая, как говорят, покончила самоубийством из-за несчастной любовной связи с Шайнбардом.

Итак, нам позволено взглянуть на два романтических варианта того устройства судьбы, которого избежали герои «Простой истории». Утверждает ли Агнон, что невинный роман должен увенчаться счастливым концом, тогда как связь, сопровождаемая супружеской изменой, обречена на трагический исход, или же он просто напоминает нам, что в жизни может произойти и то и другое, — в любом случае нам внушают, что романтическая любовь сопряжена с риском для общественного положения человека и даже для его жизни, риском, на который и Гиршл в решающий для него момент, и Блюма в другой момент идти не хотят. Однако не намекает ли «Простая история» на то, что им следовало пойти на риск? Или, напротив, автор полагает, что герои поступили мудро, проявив благоразумие? Ни то ни другое! На эти вопросы нам предоставляется отвечать самим.

Д-р Лангзам — единственный персонаж «Простой истории», не только искушенный в своем деле, но и умный человек, который не дает себе труда задаваться этими вопросами. Возможно, с Блюмой Гиршл был бы счастливее и жизнь его была бы более полноценной, чем с Миной; возможно, роман между близкими родственниками закончился бы печально, подобно браку самого д-ра Лангзама. Но он врач, а значит, должен исходить из того, что есть, а не из того, что могло бы быть, и никакое из этих предположений не имеет для него значения. Факты же таковы, что Гиршл вольно или невольно связал свою судьбу с Шибушем, а не с Блюмой, и нужно помочь ему примириться с происшедшим. Чтобы добиться этого, старый доктор прибегает к весьма хитрой стратегии, ведущей к цели окольным путем. С одной стороны, обращаясь к помощи историй, рассказываемых на первый взгляд без всякой задней мысли, он воссоздает для своего пациента позитивный облик маленького галицийского местечка, заставляет его поверить, что скованное условностями общество этого местечка, среди которого ему суждено жить, имеет свои ценности и свои достоинства и не следует стыдиться того, что ты к нему принадлежишь, не нужно бунтовать против этого. С другой стороны, создавая имитацию материнского тепла и заботы, т. е. того, чего не хватало Гиршлу в детстве, он освобождает его от бессознательной обиды на своих родителей, особенно на мать. Подобно писателю Агнону, психолог Лангзам, со своим неодобрением современных методов лечения, не так-то прост, как это может показаться. В его внешне безыскусных методах, которые дают положительный результат именно потому, что больной не понимает их тайной цели, скрыто много житейской мудрости.