Книга Отель - Олег Андреев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему?
– Лифт сломался. А хозяин квартиры ничего знать не хочет – или ты переспишь со мной, или убирайся.
– Это же кошмар!
– Что вы! Кошмар еще и не начинался. А я каждый вечер в театр ходила, на самые лучшие спектакли. Тихонечко сяду в последнем ряду и плачу.
Пайпс заказал еще бурбона, чтобы утопить горе в вине.
– А потом я влюбилась. Он артистом был. Гамлета знаете?
Это Пайпс, слава богу, знал.
– Вот он Гамлета играл. Такой красивый, умный. Я так его любила. Мы собирались пожениться, но его семья меня не захотела – как же, я простая девушка, а он знаменитость. И он меня бросил. Беременную.
У Пайпса невольно сжались кулаки. Ах, попадись ему сейчас этот Гамлет, он бы ему показал «То be or not to be»!
– Так у вас есть малыш?
– Нет, – тихо сказала Света, тщательно прикусив губку. – Погиб ребеночек. При родах погиб. И знаете, мне тогда все стало все равно. А тут подруга моя пришла и говорит: хочешь денег заработать? Я даже не спросила как. Вот она меня в публичный дом и привела.
Пайпс уже только качал головой. У него не было даже сил восклицать.
– Да-да, в публичный дом. И бандерша там знаете кто? Герой Советского Союза. Я испугалась, закричала, но меня схватили и изнасиловали. А потом забрали паспорт и сказали, что, если откажусь, меня сдадут в милицию. Целый год я у нее работала. А потом она вышвырнула меня на улицу. И теперь я испорченный человек, кому я такая нужна? Нет счастья в жизни.
И она, достав из сумки платочек, аккуратно промокнула сухие глаза.
А вот у Пайпса глаза были действительно на мокром месте.
Он был и шокирован, и счастлив. Судьба этой милой девушки тронула сердце наивного, отзывчивого американца так, как никакой голливудский фильм. А счастлив он был потому, что, кажется, наконец встретил свою судьбу во второй раз (первый – это была мать Чарли). Как разительно отличалась эта простая русская девушка от его знакомых девушек в Америке. Те тупо жевали жвачку, говорили куриным языком рэпэров и едва ли могли показать на карте Европу. Эта знала писателей, и даже американских, прожила тяжкую жизнь и осталась притом душевным и открытым человеком. Только открытый человек может так честно и искренне рассказать о своей жизни.
Если бы старик Пайпс знал, что из всего повествования Светы только лифт и бандерша – Герой Советского Союза были правдой, он бы не поверил. Просто ему очень хотелось, чтобы это было правдой.
– Света, простите меня, старика. Я сначала думал, что вы обыкновенная… гулящая женщина. Я хотел воспользоваться этим, но теперь понимаю, как сильно это оскорбило бы вас.
«Оп-па, – подумала Света, – перестаралась».
– Давайте просто говорить с вами, вы мне будете читать стихи, а я буду вас слушать, кажется, я начинаю молодеть.
«Вот это другое дело», – успокоилась Света.
А зря. Она еще не знала, что Пайпс – отец хозяйки гостиницы.
У Чарли со Светой, да и другими проститутками, промышляющими в отеле, были весьма напряженные отношения. Как-то раз она застала именно Свету в лифте, делающую минет сразу трем поддатым финнам. Скандал вышел грандиозный. Чарли выперла из гостиницы и финнов, и Светку, и заодно всех ее коллег.
Правда, через два месяца все стало на свои места, но Света старалась не попадаться Чарли на глаза.
– Я приглашаю вас на обед, – торжественно произнес Пайпс.
И это звучало так, словно он предлагал руку и сердце.
– Благодарю, – сдержанно произнесла Света.
Она сама себе сейчас ужасно нравилась.
Шум, крик, вскакивания с мест и беготня… Чарли достала свой мундштук, вставила длинную сигарету и закурила. Дым улетал в потолок и тут же исчезал, вытянутый хорошей вентиляцией.
Американец несколько раз подбегал к Чарли и говорил:
– Это невозможно, но чертовски заманчиво!
Чарли даже это не радовало. Ей почему-то вдруг все стало безразлично. Она смотрела на Ахмата, который заискивающе улыбался Шакиру, и думала, что ошиблась в этом человеке, но ей было ничего и никого сейчас не жаль. Кроме самой себя.
Собственно, что она собиралась сделать? Поменять порядки в этой стране? Изменить вековой характер русских? Сблизить Восток и Запад? Нет. Она так далеко не загадывала. Она поставила себе в жизни скромную, но вполне достижимую цель – построить в России отель.
Перед Богом, если он есть, она явится одна, без московских банкиров, без Шакира, без Ахмата и даже без отца. И что она скажет, когда Бог спросит: ну и как? Неужели станет валить на каких-то мелких людей, помешавших ей выполнить Миссию? Нет. Она не станет, потому что никто ей не помешает. Она или сделает, или умрет…
Чарли вздрогнула от собственных мыслей и от того, что поняла: умереть в этой стране куда легче, чем жить.
Если бы пять – десять лет назад ей кто-нибудь сказал, что она будет думать о смерти, и в связи с чем – с отелем? – она бы сочла это дурацкой шуткой. Вот и вздрогнула сейчас: что это со мной? Ну-ка, Чарли. Выше нос!
Сибиряк так и не проснулся. Чарли, собственно, уже на него и не рассчитывала. Она надеялась только на чудо.
«Я как русская», – с ужасом констатировала она.
– Итак, господа. – Чарли загасила сигарету и спрятала мундштук в карман. – Я полагаю, вы успели обдумать мои предложения и можно перейти к голосованию.
В зале сидело одиннадцать человек. Впрочем, количество людей не имело значения. Голосами тут были акции. А их расчет слишком хорошо был известен Чарли. В лучшем случае сорок пять процентов на ее стороне, сорок пять на стороне Шакира. Теперь все и решится.
– Прошу, господа.
И она положила в белую коробку двадцать пять своих шариков.
Американец подбежал к столу, заканчивая с кем-то говорить по мобильнику.
Чарли только услышала конец разговора:
– Yes, yes, sure…
Очевидно, советовался с держателями, которых представлял.
– Мистер Кампино, – улыбнулась Чарли, – прошу.
– Я не верю тебе, – сказал американец и положил свои шарики… в белую коробку.
Чарли качнула головой. Ну и шутки.
Шакир встал и бросил свои двадцать шариков в черную коробку.
Пока все идет по плану.
Сорок пять против двадцати.
Банкиры еще дошептывались, и это давало надежду Чарли.
Затем встал самый молодой из них, подошел к коробкам и, состроив некую виноватую мину Чарли, опустил шары в черную коробку. Нет, они не рискнули, они боятся чеченцев.
